Река снов. Кольцо Зеркал

Дальше стали изучать вещи. В заплечном мешке имелся запас вещей наподобие солдатской выкладки: запасное белье, тапочки, фляга, котелок, полотенце, набор для чистки оружия, коробка патронов, немного консервов. Ну да, вампиры тоже едят, одной кровью не обходятся. То есть это его тревожный набор – вскочил, подхватил и побежал. Второй мешок, который незакопанным был, – это дополнительный набор вещей для него же: широкий плащ черно-серого цвета, широкополая шляпа в тон плащу, драная рубашка оранжевого цвета – та самая, чей лоскут остался на гвозде в заборе. Еще одна рубашка синего цвета, широкий тканый пояс, грязное белье, перчатки… А вот в свежеоткопанном мешке были вещи на человека явно меньше размерами, возможно, подростка. Или женщину с мальчишечьей фигурой, носящую мужскую одежду. Курточка с меховой оторочкой – не на сегодняшнюю погоду, скорее на апрель. Вязаный шарф. Малоношеные эльфийские сапожки зеленоватой кожи. Белье. Книжка. А вот это интереснее – она нетолстая, переплет черно-коричневый, с причудливым серебряным тиснением на нем. Текст рукописный, на квенья. Есть магический фон – видимо, вот это причудливое тиснение так работает. Перевернул книжку – из нее выпал небольшой листочек. Язык незнакомый. Протянул Михаилу Каюмовичу – пусть поглядит. Вчитался в текст – квенья вполне доступный, и содержание знакомое: «Поэма о любви Иримэ». Ну, этой поэмой никого не удивишь. Это у эльфов произведение вроде наших стихов из школьной программы: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Еще эльфийский набор для письма и разная хозяйственная мелочь. Поневоле возникает мысль об эльфке. Но куда она делась? И есть у меня какое-то смутное ощущение, что эта книга мне нужна. Да, у меня поэма есть в антологии, и есть ее перевод на старовилларский. И в ней самой ничего особо интересного нет. Школьная литература. Тот же Шекспир куда ярче писал в «Ромео и Джульетте» про то же самое.

Мы уже начинаем сворачиваться, так что пора продумать дальнейшую стратегию. Чтобы мои труды и утраты (три израсходованных патрона и ушибленное колено) были не напрасны и достойно вознаграждены. Предамся меркантильному анализу: вампир убит вне стен, и не мной одним. Награда сильно размывается, тем более что я выполнял нужную и полезную, но вспомогательную роль. Если самарской полиции крыть было нечем, ибо мой вклад был основным, а они только помогали транспортировать, то здесь ситуация обратная. Но долю требовать надо. Это я «безвозмездно, то есть даром» жизнью рисковал под землей и за Буем, а вот под городом я превращаюсь в жадного и корыстного типа. В городе я еще хуже, так и готов выдрать последние деньги у городского самоуправления или полиции.

В данном же случае имеет смысл заявить о вознаграждении в виде части трофеев: ну, скажем, опять «чекан». И, пожалуй, вот эту книгу, на которую глаз сам ложится. А что – это мысль! И в деньгах не накладно городу Уржуму и власти в нем. Вот только книга… Они же захотят ее исследовать – не таятся ли в ней секреты бытия. Ладно, будем пробовать. И израсходованные патроны не забыть!

И содрогнулись люди в черном от моей немереной алчности, и, потрясенные до глубины души, сразу же отдали три патрона, а насчет прочего, чуть придя в себя, ответили, что они начальство известят. По «чекану» вряд ли вопросы будут, а вот с книгой – надо посмотреть. Вдруг что там есть и кроме как про эльфийскую любовь-морковь. Тут алчный маг от них отстал и стал раздуваться от сознания собственного величия.

Мы собрали вещички и двинули к машинам. Предстояла недальняя поездка и писание многих бумаг. Это предчувствие сбылось полностью. Писал я их до обеда, потом поел и после две бумаги написал. Зато мне вручили еще одну бумагу, для Бердышова – о моих подвигах в помощь правопорядку в Казанском ханстве. Это согрело душу. Но тут такой еще момент – сегодня четверг, а завтра прибудет караван. Если все будет нормально, то послезавтра я уеду. И вот хотелось бы, чтобы вопрос с книгой и револьвером решился пораньше. Я поочередно отловил Якушева и Михаила (забыл его фамилию) во время их перебежек из кабинета в кабинет и опять ознакомил с темными глубинами своей алчной и нетерпеливой души. Алчность и на Востоке нередка, а вот нетерпеливость нетипична, ибо житель Востока живет и трудится так, как будто он будет жить вечно. Потрясенные темными безднами, они обещали, что с книгой разберутся к завтрашнему обеду. С револьвером может решиться и раньше, но лучше мне подойти тогда же по обоим вопросам.

Я пошел в гостиницу, по пути размышляя, для чего я сворачивал мозги неплохим людям, выдирая из них самый ходовой револьвер, которых у меня и так три штуки. И которыми я не пользуюсь. Самарский с прошлой осени я только пару раз почистил, а из своего старого стреляю раз в год – чтобы оружие не забыло, что из него когда-то стреляли. Темны глубины душ, ох, темны… И живут в них разные чудовища.