– Что-что? – просветлело лицо Гейдриха. – Что вы, Шелленберг, только что сказали? Что фюрер попытается изобличить в неудавшемся перевороте в Бухаресте русских?
– А ведь до сих пор мы даже не пытались преподнести истоки этой истории в виде умелого заговора русских, действовавших совместно с румынским коммунистическим подпольем и подло использовавших некоторых представителей «Железной гвардии».
– В том числе и Хориа Симу? – спросил Гейдрих, явно разочарованный тем, что Гиммлер несколько исказил ход его мыслей. – Но тогда нам придется пожертвовать этим обер-железногвардейцем.
– Им давно следовало бы пожертвовать, – обронил Шелленберг. – Поговаривают, что в подобных случаях Сталин любит произносить: «Есть человек – есть вопрос, нет человека – нет вопроса». Вот уже два года этот «вопрос Хориа Симы» остается только потому, что все еще остается сам Сима.
– Да убрать его не составляет никакой сложности, – буквально прохрипел Гейдрих. Когда он волновался, голос предавал его и каждое слово ему приходилось буквально выдавливать из себя. – Но тогда мы потеряем веру в себя со стороны многих других националистических лидеров, на которых пока что можем делать ставки, в том числе и лидеров националистических формирований в эмиграции, представляющих народы Советского Союза и Югославии.
Гейдрих и Гиммлер опять умолкли и уставились на Шелленберга, как на царя Соломона. И бригадефюрер СС вновь не разочаровал их.
– Следует учитывать, что румынской общественности хорошо известны подробности этого «дела» в той интерпретации, в какой в свое время подавала ее и наша сторона, и пресса Антонеску. Я не припоминаю, участвовали ли в заговоре коммунисты, или хотя бы были причастны к нему… Но сама идея фюрера может эффективно сработать только тогда, когда нам удастся доказать участие в «деле Симы» румынских, а значит, и советских коммунистов. И тогда искоренение коммунизма в России было бы еще истолковано как необходимость искоренения его поросли в Южной и Западной Европе.
Гиммлер задумчиво постукивал тыльной стороной карандаша по столу и молчал. Гейдрих тоже молчал, с той лишь разницей, что изливал свою нервозность, поправляя и без того довольно свободно свисавший на его шее галстук. Просто он чувствовал себя в нем, как в петле палача.
Шелленберг и сам понимал, что слишком запоздалое вовлечение в эту пропагандистскую атаку коммунистов потребует от каждого из них, и еще от доброй сотни людей, многих усилий. Назревает целая операция, подобная той, что связана с поджогом рейхстага. Но в том-то и дело, что вспоминать «об этом пропагандистском самосожжении» уже никому не хотелось. Особенно Гиммлеру и Гейдриху. Да и время не позволяло заниматься сейчас этим румынским пепелищем.
– По-моему, всем нам, и в первую очередь вам, Шелленберг, стало ясно, что появление «дела Симы» в «Воззвании фюрера к германскому народу» крайне нежелательно, – вдруг, словно спохватившись, решительно завершил Гиммлер. – Думаю, наших общих усилий будет достаточно, чтобы… удержать фюрера от попытки реанимировать этот давний политический конфуз.
– Во что бы то ни стало – удержать! – вновь прохрипел Гейдрих.
– Всё, партайгеноссе, вы свободны! Что касается вас, Шелленберг, то не позволяйте себе потерять ни минуты.
– Чтобы как можно быстрее справиться с этой задачей, – тотчас же воспользовался моментом Шелленберг, – мне понадобятся кое-какие материалы из архивов Мюллера и Канариса.
– Как только вернетесь к себе, сообщите руководству гестапо и абвера, какие именно материалы вам нужны. В течение часа они будут вам доставлены, – глядя в стол, проговорил Гиммлер, явно теряя интерес к дальнейшему общению с подчиненными и мысленно уже занятый какими-то своими собственными проблемами.
12
– Ладно, о секретах забудем, по поводу назначения дотов и их мощи разбираться будем после войны.
– Вот именно. А пока ввожу в курс дела. Смотри, – развернул майор обычную армейскую карту, а не карту укрепрайона, как ожидал Громов. – Это – пойма реки. Здесь, по самому берегу, оборону займет пехота из тех частей, что переправятся из-за Днестра.
– А сейчас что, прикрытия у меня вообще нет?! Гарнизон дота – и все?
– Ну, не то чтобы вообще… Но и не густо. Фашисты уже прорвались и севернее, и южнее укрепрайона. Отдельные их части, особенно танковые, прошли далеко вперед. Так что большим силам взяться у нас негде, и задача наша будет не генеральской, а солдатской: сдерживая – держаться.
– Божественно, а главное, по-солдатски.
– Да, по-солдатски… А громить… Громить немца будут, очевидно, другие, уже где-то там, на Южном Буге, на Днепре. И намного позже.
– Но если германцы уже прорвались и южнее, и севернее, – выходит, мы окружены?
– Пока что нет. Прорывы осуществлены далеко отсюда. И колонны врага ушли к своим целям. Но вскоре возьмутся и за нас.
– Ясно.
Громов внимательно посмотрел на все еще не отрывавшегося от карты майора. Заподозрить его в чрезмерном оптимизме было трудно: не каждый командир решился бы на такие мрачные прогнозы. Хотя, при всей панической безутешности, они, судя по всему, были вполне реалистичными.