Река вечности

Даниэль сказал, что она должна к ужину решить, ехать ли ей в Кентукки. «В любом случае, – сказал он, – нужно подготовиться». Даниэль, дорогой Даниэль, он готов оставить свою ферму, мельницу, обязательства перед Леви Коффином. Ему нужно все это уладить, чтобы поехать с ней в Кентукки навестить семью.

Мерси села в кресло-качалку у кухонной плиты. Она знала, что глупо сидеть здесь и думать, ехать или не ехать посмотреть на свою настоящую мать. Ей пришло на ум, что миссис Бакстер должна точно помнить, когда родилась дочь. Ведь день, когда Фаруэй нашел ее, и считался в семействе Куил днем рождения Мерси.

Девушка слегка покачивалась в кресле, положа руки на подлокотники. Она вспомнила, как доброжелательно приняли ее Куилы и какое счастливое детство было у нее и Даниэля.

Мерси наклонилась вперед и посмотрела в окно. Уже смеркалось, хотя только что было светло. Солнце зашло, и скоро она увидит знакомую высокую фигуру Даниэля, идущего по тропинке к дому.

Покачиваясь в кресле-качалке, крепко сцепив руки. Она подумала, как ей повезло, что Фарруэй Куил нашел ее и воспитал в семье, в которой так ценилась доброта, честность и уважение. Мысли Мерси путались, но, наконец, они прояснились, и теперь она знала, что будет делать.

* * *

Еще на подходе к дому Даниэль увидел свет в окне и прибавил шаг. Войдя, он сразу поздоровался с Мерси и остановился у двери на кухню. Мерси повернулась, на губах играла улыбка, лицо было спокойным и приветливым, а в глазах уже не было беспокойства. Даниэль сразу же понял, что она приняла решение и сообщит ему при первом удобном случае. Он снял короткую кожаную куртку и повесил на крючок у двери.

– Чем-то вкусно пахнет.

– Чем-то? Ты даже знаешь чем. Этого так много, что тебе лучше поторопиться.

– Я так и сделаю. Но сначала умоюсь.

Мерси принесла чайник горячей воды и вылила ее в умывальник, а Даниэль подлил туда холодной из ведра.

– Спасибо, – сказал он и взял кусок мыла. – Горячая вода и яблочный пирог, о чем еще может мечтать мужчина?

– Как ты узнал, что яблочный? – вопросительно приподняв брови, спросила Мерси.

– Я чувствую запах корицы.

– Это тыквенный пирог.

– Яблочный. Тыквы уже все съели. – Он ухмыльнулся.

Они оба знали, что болтают ерунду, чтобы оттянуть время, когда им придется обсудить то, что было действительно на уме.

Пока он мылся, Мерси накрыла на стол. Даниэль наблюдал за ней в маленькое зеркальце над умывальником. Изящная и стройная, с золотистыми волосами, уложенными в высокую прическу, она, казалось, не шла, а плыла. Мерси сновала от плиты к столу и обратно, то чтобы заварить чай, то взять крышку и накрыть чайник, чтобы он хорошо заварился. Именно это ему и хотелось видеть, приходя домой, всю оставшуюся жизнь – теплая кухня и эта прекрасная женщина, которая ждет его.

Даниэль взял расческу из специальной подставки, которая висела у зеркала, окунул ее в воду и причесался. Непослушный локон отказывался подчиняться ей и падал на лоб. Он несколько раз пригладил его, но потом сдался и засунул расческу обратно.

– Тебе нужно постричься, – сказала Мерси, когда он подошел к столу.

– Они и так короткие. Я подрезал их ножом, теперь они хоть не торчат в разные стороны.

– Я постригу тебя после ужина и, ты сможешь зачесывать их назад. Девушка села за стол, а Даниэль уселся напротив нее. Он потянулся к лампе, стоящей посередине стола, и отодвинул ее в сторону, чтобы лучше видеть Мерси. Его глаза с нежностью смотрели на нее.

– Ты не возражаешь, если я прочитаю молитву? – спокойно спросила она, подняв на него глаза. Под этим безмятежным взглядом Даниэль забыл обо всех своих проблемах. Он кивнул.

Мерси сложила вместе руки и склонила голову.

– Боже, спасибо тебе, что привел меня в это место. Спасибо, что позволил стать членом этой семьи, которая одевала и кормила меня, заботилась обо мне, когда я болела, дала мне образование и научила любить и уважать людей. Спасибо тебе за Фаруэя Куила: он мне как отец. Благодарю тебя за Либерти Куил: ни у одной девочки не было такой любящей и понимающей матери. А особое спасибо тебе за Даниэля. Он занимает такое место в моей жизни, что я не могу без него. Благослови и помоги ему во время нашей поездки в Кентукки. Аминь.

Голос затих, а в глазах стояли слезы, когда она подняла ресницы и взглянула на него. Сейчас ее глаза не были уже такими несчастными. Мерси казалась такой спокойной и смирившейся, но истинное состояние выдавала напряженность во взгляде, с какой она ожидала реакции Даниэля на решение поехать навестить семью, где ее по-прежнему считали полноправным членом.

– Теперь можно есть? – спросил он, потянувшись к чаше с курятиной и большими пышными клецками. По его лицу невозможно было разобрать его чувства, но Даниэль ликовал в душе не только потому, что она упомянула его в своей молитве, но и потому, что оказался прав по поводу ее планов.

– Я положила в клецки немного шалфея, как ты любил в детстве.

– Спасибо. Удивительно, что ты это помнишь. – Он подцепил вилкой кусок курицы и положил на свою тарелку. – У тебя был трудный день.

– Я прогулялась до дома Джима.