Река вечности

Семьдесят лет назад, эллины, наёмники Кира Младшего, претендента на персидский трон, после неудачной битвы при Кунаксе возвращались на родину из самого сердца Азии. Измотанные длительным походом, с честью выдержавшие борьбу с племенами диких варваров и гигантскими расстояниями, они вышли к Понту Эвксинскому и море вдохнуло свежие силы в людей Ксенофонта, записавшего для потомков перипетии этого грандиозного похода. Птолемей отметил про себя, что Александр довольно воодушевлён собственным сравнением со знаменитым полководцем и историком, хотя, сказать по правде, оно не слишком справедливо.

– Мы ещё не выбрались из этой Керберовой задницы, – буркнул за спиной Клит, – по-прежнему не можем объяснить происходящее.

– И все же, – ответил Александр, – у меня камень с сердца свалился. Море на западе. К западу от Нубии только пустыни, где даже звери не живут. Я видел много карт и читал землеописания. Значит это все же Финикия, а эта река и есть Киссон. До Тира три дня пути.

– Твои слова, богам бы уши, царь, – покачал головой Птолемей.

Однако Александр оказался прав. Через два дня его войско, измученное сражением, переходом, неизвестностью и целым ворохом всевозможных страхов, встретило своих. Разведчиков, посланных Эвменом.

Спустя сутки, к моменту вступления в Тир, Александр уже знал в общих чертах, что произошло, и лицо царя, въезжавшего в восточные врата Ушу, внешне совершенно невозмутимое, своей неестественной бледностью выдавало такое смятение, какого сын Филиппа не испытывал никогда. За всю свою жизнь.

* * *

– Дурень, тебе же говорят – мы все их видели. Все.

– Сговорились.

Раздался нервный смешок. Теримах театральным жестом воздел руки к прокопчённому потолку.

– Боги, ну как можно быть таким твердолобым?!

– Ты за слова-то свои...

– Ответит, не волнуйся, – на плечо недоверчивого слушателя, сидевшего спиной к двери, легла мозолистая ладонь, а густой бас заставил многих присутствующих втянуть головы в плечи.

Послушать байки походников явилось высокое начальство. Таксиарх Кен, один из старших стратегов, командир асфетайров[115], при всей своей внешней суровости отличался особой близостью к простым воинам. Вечером его частенько можно было увидеть в их кругу с деревянной миской просяной или гороховой каши.

Теримах и ещё несколько человек привстали, приветствуя стратега. Рыжий и воины его декады, приняв приглашение земляков-знакомцев из числа "пеших друзей", пришли отметить возвращение и рассказать о своих приключениях. Собрались в Старом Тире, в каком-то доме недалеко от порта. Вид города, конечно, впечатлил вновь прибывших, но нельзя сказать, что очень уж сильно. Всякого навидались за пять дней перехода от Пепельной Пустоши. Следам пожаров, разгрому в домах и на улицах, малочисленности местных, тоже никто не удивлялся. Только Медведь совсем почернел лицом, увидев в какой-то подворотне труп женщины с подолом, завёрнутым на голову. Он и прежде не отличался разговорчивостью, а после того инцидента в иудейском селении совсем замкнулся, общаясь с товарищами односложно.

– Сидите, – махнул рукой Кен, – ты, рыжий, продолжай. Как ты там их обозвал? "Финикийские коровы"?

– Да, – ответил Теримах.

– Помнится, в Олинфе, на агоре, видел целиком слоновый рог, а недавно, в Сидоне...

– Это не рог, – перебил стратега рыжий.

– Я слышал, это у них зубы такие, – сказал один из воинов.

– Брехня, – авторитетно заявил другой, – это же какую пасть надо иметь...

– Не брехня, – буркнул Полидор, молчавший в течение всего теримахова рассказа о "Малом Анабасисе", как уже окрестили вылазку Александра некоторые её участники.

– Верно, – сказал Теримах, – эти зубы у слона изо рта торчат.

– Бывает же чудес на свете...

– Да уж... Разливай. Накатим за чудеса. Будь они прокляты...

– "Пурпурные" рассказывают, – сказал Кен, – что в Вавилоне, в царских садах, Дарий держит много слонов. Их родина далеко на востоке, в Индии. Оттуда пригоняют. Там на этих зверюгах ездят. Даже сражаются, сидя верхом, как на лошади.

– Как это, "далеко на востоке"? Вон, Теримах говорит, в дне пути отсюда целое стадо видели...

– Это здесь. А там... – Кен неопределённо мотнул головой, но все поняли, что он имеет в виду, – не водятся. Вымерли, видать. Как львы у нас, в Македонии. Мне бабка рассказывала, последнего льва ещё при Филэллине[116] прикончили.

– Твоя бабка, Кен, небось и Ксеркса живьём видела? – поинтересовался кто-то из задних рядов.

– Дурак ты, – беззлобно ответил стратег.

Многие присутствующие помрачнели. Только отвлеклись от тягостных мыслей, как вот нате вам снова...

– Ох-хо-хо... Охохонюшки... Как же мы теперь-то будем? – спросил, глядя в пустоту, Тидей.

В сражении с египтянами милетянин рвал и метал, стараясь смыть позор плена. Дрался в самом горячем месте, был легко ранен. Не зря на него в своё время большие начальники обратили внимание. Воином наёмник оказался не из последних. Теримах видел это, потому после боя расквасил носы паре острословов, намеревавшихся наградить Тидея почётным прозвищем – "Засранец".

Но вот этот вздох некоторые посчитали притворным.