Рекенштейны

— Если бы вы знали, мадемуазель Берг, как этот шум, эта музыка и особенно танцы действуют мне на нервы. А Танкред находит, что это такое удовольствие, к которому я должна привыкнуть. Буду стараться исполнить его желание, но это нелегко дается.

Затем окинув взглядом Лилию, она сказала улыбаясь:

— Вы восхитительны сегодня, милая Нора. Я поражена — что же будет с мужчинами? А ваши глаза, ах, ваши глаза! Я не могу на них наглядеться.

— Я очень рада, что они вам так нравится.

— Да, они мне нравятся и напоминают кого-то…

Сильвия вздрогнула, но не окончила фразы, так как в эту минуту доктор и кирасирский офицер вошли в комнату искать своих дам на вальс, который уже начали играть.

Лилия никогда не бывала на балах и не привыкла к танцам, а потому после нескольких туров с доктором так запыхалась, что попросила его отвести ее отдохнуть немного. Фолькмар был очень рад случаю и повел ее в маленькое зал, приготовленное для карточной игры и никем еще не занятое. Едва они успели сесть, как вошел Танкред, вытирая лицо, разгоряченное танцами. Увидев Лилию, он остановился и окинул пламенным взглядом прелестную молодую девушку. Он не ожидал, что она могла быть до такой степени хороша.

— Я ищу тебя, Евгений. Графиня Фернер желает говорить с тобой, — сказал он, затем, подойдя к Лилии, проговорил, кланяясь ей: — Позвольте просить вас на тур вальса.

Лицо Лилии приняло тотчас выражение холодности и враждебности, как бывало всегда, когда она имела дело с Танкредом. Но граф не обратил на это внимания и, не дожидаясь согласия, подал ей руку и увел в зал. Сердце молодой девушки билось так сильно, что, казалось, готово было разорваться. Странное чувство счастья, смешанного с горькой скорбью, теснило ей душу Она бы желала вырваться из обвивавшей ее руки и бежать, бежать далеко от того, кому никогда не хотела сознаться, кто она. На мгновение глаза их встретились; взгляд графа выражал такое искреннее восхищение и так смело впивался в глаза, что она отвернулась, смущенная и взволнованная.

Красота молодой девушки, танцующей с графом Рекенштейном, обратила на себя общее внимание, и Лилия вскоре была окружена танцорами, несмотря на все свои старания скрыться и не быть вынужденной танцевать. Баронесса заметила ее, проходя мимо, лукаво улыбнулась, увидев Фолькмара, стоявшего позади ее стула, затем затерялась в толпе.

Кончалась очередная кадриль, когда Лилия услышала какое-то шумное волнение в конце зала. Она поспешила туда. В то же мгновение толпа расступилась и она увидела, что доктор с другим молодым человеком уносили Сильвию, упавшую в обморок.

— Боже мой! Что случилось? — с тревогой спросила Лилия.

— Ничего серьезного, надеюсь, — отвечал Фолькмар. — Пожалуйста, помогите мне оказать первую помощь графине.

Сильвию отнесли в спальню баронессы, где камеристка помогла расшнуровать ее. Лилия натерла ей виски ароматическим уксусом, в то время как доктор давал ей нюхать соли.

— Это ничего. Она слишком много танцевала для первого раза, и шум бала подействовал на ее слабое здоровье. Будьте так добры, мадемуазель Нора, сообщите графу, что его сестра чувствует себя дурно.

Лилия поспешила исполнить поручение, но она тщетно обошла все комнаты: Танкреда нигде не было. Не зная, что делать, она пошла заглянуть в комнату возле столовой, куда складывали в этот день все лишнее из других мест. Но едва она приподняла портьеру, как увидела баронессу и Танкреда, который стоял возле нее, обвив рукой ее талию; затем он вдруг наклонился к ней, и звук поцелуя коснулся слуха Лилии. Побледнев, как смерть, молодая девушка замерла на месте. Баронесса не оказывала ни малейшего сопротивления и с увлечением отвечала на его поцелуй. Вдруг граф заметил сверкающий и враждебный взгляд, устремленный на него, и выпрямился, бледнея, меж тем как Элеонора глухо вскрикнула.

— Мадемуазель де Морейра сделалось дурно, и доктор просит вас прийти к ней немедленно в спальню баронессы, — поспешила сказать Лилия, устраняя таким образом всякое объяснение и, не дожидаясь ответа, выбежала из комнаты.

Молодая девушка задыхалась от волнения. Она не давала себе отчета, что источником ненависти, бешенства и презрения, которые кипели в ее сердце, была ревность. Она чувствовала лишь неодолимую потребность уединиться, но это желание не могло быть удовлетворено. Она почти бежала по коридору, ведущему в ее комнату, как вдруг едва не столкнулась с доктором, который выходил из комнаты баронессы.

— Нашли ли вы графа, мадемуазель Берг? Его сестра пришла в себя. Но, Боже мой! Что с вами? — воскликнул он вдруг и подвел ее к лампе, висевшей на потолке. — Вы тоже больны? Позвольте мне дать вам успокоительных капель, так как у вас вид, будто вынесли какое-нибудь потрясение, — добавил он, покачивая головой.

Эти слова тотчас возвратили Лилии присутствие духа. Подавив энергично бурю, бушевавшую в ней, она отвечала, улыбаясь: