Рекенштейны

Уже в зале были слышны истерические рыдания, крики и смех Элеоноры, доходившие из спальни, и молодые люди не рискнули идти дальше.

Через некоторое время шум стих, и вскоре вышла Лилия с лихорадочным румянцем на щеках и, видимо, утомленная.

— Удивительно, что тут происходит, — сказала она, пожимая плечами. — Известие, что месье Рекенштейн женат, привело баронессу в самое печальное состояние… В настоящую минуту у нее полный упадок сил; но я уверена, что это не будет продолжаться долго.

Она еще говорила, как прибежала камеристка сказать Лилии, что баронесса зовет ее.

— Разрешите мне пойти вместо вас, может быть, я ее успокою. А вы пока отдохните, — сказала мадемуазель Морейра и ушла вслед за горничной в спальню кузины.

Но она вернулась очень скоро.

— Ничего нельзя сделать в эту минуту. Элеонора неспособна теперь выслушать ни одного разумного слова. Надо послать за доктором, Нора.

— Я послала за Фолькмаром, но боюсь, что его не найдут дома в такую пору.

— Мадемуазель Берг, придите скорей, барыне дурно! — кричала вбежавшая камеристка.

— Поедем, — сказал граф. — По дороге мы завернем к доктору. До свидания, мадемуазель Нора, — обратился он к молодой девушке, пожимая ей руку.

Арно спешил увидеть Танкреда и объясниться с ним.

Через полчаса тяжелого ожидания приехал Фолькмар; по счастливой случайности Арно встретил его на улице.

Доктор энергично оказал помощь баронессе, которая билась, как безумная, и довела до изнеможения всех окружающих. Холодные компрессы и наркотические капли успокоили ее мало-помалу, и она наконец заснула. Лилия и доктор пошли в кабинет, и, дав молодой девушке предписания, Фолькмар спросил.

— Что скажете об этой неожиданной новости?

— Я не нахожу это непредвиденным. Со стороны графа Танкреда всегда можно было ожидать какой-нибудь безумной выходки, — отвечала Лилия, улыбаясь.

— Потом я не могу надивиться, как его жена решилась выпустить его из рук.

— Отчего же! Ее, вероятно, утомило любоваться им издали.

— Это очевидно; но только она будет жалеть его. Такого красавца и богача не бросают без сердечных терзаний; вот доказательство… — и он указал папироской на комнату баронессы.

— У его жены чувства менее пылки, быть может. И если она не глупа, то поняла в конце концов, что удерживать такого мотылька, такого баловня женщин, выше ее сил. К тому же этот брак не давал ей ничего, кроме неприятностей; сделавшись свободной, она найдет, быть может, мирное счастье.

Фолькмар вздохнул и устремил долгий, пытливый взгляд на молодую девушку, которая, откинув голову на спинку кресла, казалось, предалась печальному раздумью.

— Да, мирное счастье близ любимого существа — кто этого не жаждет! Для меня это тоже идеал жизни. Только я боюсь, что обречен тщетно желать и никогда не достигнуть его.

Лилия приподнялась и с неизъяснимым выражением заглянула в большие темные глаза молодого доктора, смотревшего на нее с такой глубокой любовью, что она была тронута. В этом честном взгляде и вообще в преданности молодого человека было нечто действующее успокоительно на ее больную, истерзанную душу. Да, возле него она найдет, если не упоительное счастье, то сердечную безмятежность, о которой она только что говорила.

— Зачем отчаиваться? Такой красивый, такой честный, более чем кто-либо вы заслуживаете найти любящее и преданное сердце, если не полное счастье, столь редкое на земле, — сказала она тихо.

Лицо Фолькмара вспыхнуло.

— Нора! — воскликнул он, быстро наклоняясь. — Подумали ли вы о значении ваших слов? Должен ли я видеть в вас обещание?

— Да. Через шесть недель кончается мой контракт с баронессой; тогда я буду свободна и с радостью приму ваше покровительство, если… — она остановилась на минуту, затем продолжала нерешительным голосом: — Если вы удовлетворитесь моей дружбой, моим обещанием посвятить мою жизнь на то, чтобы составить ваше счастье. Я не могу обещать вам любовь, и в моем прошлом есть печальная страница, хотя в ней нет ничего, что бы заставляло краснеть меня и того, кто на мне женится.

С глазами, сияющими восторгом и благодарностью, молодой человек взял обе руки Лилии и покрыл их поцелуями.

— Благодарю вас, моя дорогая. В свою очередь клянусь вам сделать все, чтобы заставить вас забыть печальное прошлое, заставить вас полюбить меня так, как я люблю вас. Но велите ли вы мне молчать пока о моем счастье?

— Да, умоляю вас, никому не слова об этом; через две — три недели самое большее — мы можем объявить о нашей помолвке.

После ухода доктора Лилия пошла в комнату, приказав камеристке сказать ей, когда баронесса проснется. Облокотясь на стол и сдвинув брови, она предалась своим думам.