Рекенштейны

Молодая женщина отдалась в ее распоряжение; полный упадок сил сменил безумное возбуждение. Мало-помалу она успокоилась и заснула тяжелым сном, который продолжался несколько часов.

Ни к завтраку, ни к обеду графиня не появилась. Танкред хотел войти к ней, но Сицилия не пустила его.

За обедом мальчик сообщил о своей неудавшейся попытке навестить мать. Готфрид тотчас понял причину этой болезни; но так как граф ничего на это не сказал и не упомянул об их вчерашнем разговоре, то и Веренфельс промолчал и поспешил уйти со своим воспитанником к себе.

Наблюдая, несколько рассеянно в этот раз, за своим учеником, который приготовлял уроки, молодой человек предался раздумью. Необходимость оставить дом, где он рассчитывал найти спокойную, надежную пристань, сильно смущала его. Вместе с тем его преследовал образ Габриэли, мысль, что эта женщина втайне любит его, неотвязно приходила ему на ум.

Он уловил накануне пламенный предательский взгляд, искавший его взгляда. Но он отгонял от себя подобное предположение, припоминая лишь дерзкие, презрительные слова, которыми она осыпала его.

V. Извинение

Было часов около восьми, когда лакей пришел доложить Готфриду, что кто-то желает с ним говорить и просит его выйти в коридор. Молодой человек встал несколько удивленный; но им овладело чувство неудовольствия, когда он увидел, что его ожидала Сицилия, камеристка графини.

— Извините, что я беспокою вас, господин Веренфельс, — сказала она, видимо смущенная, — но графиня прислала меня спросить вас прийти к ней на минуту по делу.

Веренфельс сморщил брови.

— К сожалению, я не могу исполнить требования графини, и у нас с ней нет никакого дела, насколько мне известно. Но если ей угодно прислать мне сказать, какое это дело, то я к ее услугам.

Сицилия не двигалась с места и в волнении крутила край своего передника.

— Месье Веренфельс, — сказала она вдруг, понижая голос, — прошу вас, не усложняйте еще более того, что и так очень сложно, и не отказывайтесь от коротких переговоров, которые избавят всех от больших неприятностей. Позволю себе сказать вам, что сегодня утром была весьма неприятная сцена из-за вас между барином и барыней. Старый граф бывает подчас очень жестоким.

Готфрид понял, что графиня решилась извиниться перед ним по требованию графа. Это ставило молодого человека в тяжелое положение, но мог ли он, несмотря на свое к тому отвращение, отказаться от этого свидания?

— Хорошо, я иду.

Камеристка попросила его подождать в маленькой приемной, затем, приподняв портьеру, сказала:

— Пожалуйста, графиня ждет вас.

Готфрид вошел в будуар, освещенный лампой, подвешенной к потолку; другая лампа, под кружевным абажуром на красной шелковой подкладке, стояла на столе возле дивана.

В комнате, казалось, никого не было. Молодой человек взглянул вокруг с удивлением, но в ту же минуту он увидел Габриэль, сидевшую на подоконнике, покрытом плюшевой подушкой. Она была в белом пеньюаре, и ее длинные, черные косы резко выделялись на нем.

Готфрид, взглянув на нее, тотчас понял, чего ей стоило свидание. Она была бледна, как ее белое платье, и руки ее, опущенные на колени, были крепко сжаты. Он подошел к ней, холодно поклонился и, устремив на нее взор, спросил:

— Что вам угодно графиня? Я к вашим услугам. Габриэль хотела ответить, но ее дрожащие губы отказывались ей служить.

— Я помимо моей воли тревожу вас, графиня, и, надеюсь, что вы скоро будете совершенно избавлены от моего присутствия, — сказал Готфрид с горечью.

Молодая женщина с трудом преодолела себя и, указав рукой на стул, промолвила:

— Я для того именно и желала видеть вас, чтобы просить остаться при моем сыне и не покидать нашего дома.

— Это невозможно, графиня, после того, что произошло.

— Но я хочу тоже выразить вам мое сожаление, что оскорбила вас, и обещаю, что никогда впредь вы не будете иметь причины жаловаться на недостаток уважения к вам. Если же вы останетесь при своем намерении отказаться от места, то это может вызвать мой развод с мужем. А я не думаю, чтобы вы желали этого.

Она говорила медленно, будто ей не хватало воздуха, затем замолчала и устремила глаза на своего собеседника. Множество разнородных чувств отражалось на его красивом, выразительном лице. Прежде всего он был неприятно удивлен; затем его смутила мысль, что из-за него разразилась такая гроза между супругами; но когда взгляд его упал на врага, на эту красивую, молодую женщину, так смирившуюся перед ним, в сердце его мгновенно пробудилось все его рыцарское великодушие; он быстро подошел к Габриэли и со свойственной ему симпатичной откровенностью сказал:

— Я остаюсь, графиня, и молю вас простить мне резкие слова, которые вырвались у меня вчера и были для вас причиной неудовольствия; это тем более тяжело, что я сам виноват, позволив себе в зимнем саду коснуться неосторожно оскорбившего вас вопроса. Я пойду сейчас сказать графу, что остаюсь при вашем сыне. Избави меня Бог быть невольной причиной семейного несчастья.