Рэкет по-московски

— А за страх! — захихикал хозяин. — Видел Леву? Он с генералом в преферанс играет, нужных людей подкармливает. За это они его спасают от внезапных ревизий, от проверок БХСС, а от нас его спасти некому. Даже прикормленный генерал не может приказать получателям Виктора не ломать Леве ноги за отказ платить дань.

— Какую дань?

— Обыкновенную, — отмахнулся Жорка, — с наворованного. Думаешь, с него долги брали? Нет, Лева за дань торговался, выкраивал, сколько платить отступного: червонец за день или больше. Для него, конечно, лучше меньше.

— Сколько же он ворует? — ужаснулся Юрка.

— Сам считай, если интересно, — Жорка снова отхлебнул из бутылки, проливая вино на грудь. — За эту дань его оградят от прижима получателей, работающих на другого хозяина, когда те вздумают качнуть Леве права. Дадут отбойщиков, и те проучат чужаков. Вот Лева и платит всем за собственный спокой: и представителям власти, и нам. Понял?

— Начинаю, — помрачнел Фомин. — Ноги на самом деле ломали? А почему не заявят они в милицию?

— В какую милицию? — подавившись от смеха вином, Могильщик долго кашлял. Откашлявшись, с пьяным изумлением уставился на гостя, словно тот прибыл с другой планеты.

— Э-э-эх, Юрик! Кто же берет за пищик торгаша или цеховика с тугой мошной, не имея нужных сведений? Все роли распределены: одни люди собирают данные, другие предлагают платить, а если клиент не соглашается, в дело вступают получатели и врубают счетчик. Тогда набегает некоторая сумма штрафа за долгое раздумье. А технология работы проста — какой толк сжечь машину Левы? Она застрахована, Лева наворует еще и купит новую. И дачу отстроит, и шикарную квартиру. Тут ищут слабое место, нащупывают, чего или за кого он боится. Если Левик не хочет видеть единственного отпрыска калекой, то заплатит, а если ему наплевать на сынка, то можно и за самого приняться. Сначала поучить кулаками, потом ноги переломать, а если не действует… покойничкам деньги совсем не нужны. Потому и платят, платят…

— Бред! — Фомин встал и нервно заходил по комнате. Услышанное ломало представление, сложившееся у него о Викторе Степановиче, Леве, посещении дачи, собственной жизни в последнее время, наконец! Если в речах Могильщика хотя бы десятая доля правды, то кем же тогда стал он сам, Юрка Фомин? Превратился в шантажиста-вымогателя, рэкетира?

— Врешь ты все! — остановившись напротив Жорки, сказал Фомин и повторил, глядя ему в глаза: — Врешь!

— Я? — брови Могильщика поползли вверх, лицо приняло плаксивое выражение, как у незаслуженно обиженного ребенка. — Сопляк ты, Юра, хоть и вымахал под потолок! Сопляк-идеалист! Наш Виктор Степанович тоже не голова, а руки. Голова так запрятана — не только милиция, черти не сыщут. Во! Никто его никогда не видел, все только слышали по телефону. Не зря его Оракулом кличут. Но Жора тоже не лопух, накопал кое-что про всех про них. Жора своего попросит: пусть прилично отстегнут за молчание и дадут пожить красиво, а не то…

— Не то что? — с кривой усмешкой спросил Юрка. Ему было муторно. Похоже, Жорка выбалтывает действительно давно наболевшее, заставляющее глушить спиртное, чтобы забыться. Неужели и его ждет такая же участь?

— Не твое дело, — отрезал Жорка. — Мои счеты, а ты лучше не суйся: сомнут и раздавят, даже мокрого места не останется. Понял? Мы — получатели, простые исполнители чужой воли, и за это имеем кусок хлеба с маслом. Завтра нам прикажут Леве ноги выдернуть, пойдем выдергивать, не спросив, за что, а если спросим, нам выдернут. А я не хочу на костылях скакать. Иди домой, выпей, закуси, переспи с какой-нибудь телкой. Образуется… привыкнешь помалу.

Фомин упал в кресло, обхватив голову руками. Было такое ощущение, словно у ног неожиданно разверзлась бездна. Юрка не знал статей Уголовного кодекса, но догадывался, что за дела, о которых говорит Жорка, по головке не погладят.

— Зачем ты все это сказал? — простонал он.

— Так ты сам начал, — недоуменно вылупил на него пьяные глаза Могильщик. — Сказал, что все про меня знаешь, ну я и… Да ты не переживай. Я тоже поначалу столько думал, что чуть не свихнулся. Витя просто на такие дела смотрит: «Если есть овцы с шерстью, то должны быть и стригали». Не будь только дешевкой, не трепани ему про нашу задушевную беседу. Обоим худо придется.

— Слушай, Жорка! — Фомин отнял ладони от лица. Мелькнувшая у него мысль требовала реализации, и помочь в этом мог Жорка-Могильщик. Немного поколебавшись, Юрка решился. — Слушай, меня сегодня к одному мужику посылали, бумаги носить с какими-то цифрами. Ты не мог бы узнать зачем?

— Мог, не мог… — скривился Могильщик. — Попробую. А зачем тебе? Тоже хочешь на них грязи нарыть?

— Для себя мне надо, — глухо сказал Юрка. — Кстати, Александр Михайлович тоже из этой компании?

— Не знаю, — Жорка закурил, веки у него слипались, чувствовалось, как он устал и хочет спать. — Правда, не знаю. Я с ним не ездил никуда, но с Витей, шефом нашим, он знаком. Ты с Витей поосторожней, он мягко стелет, да лежать потом долго и холодно будет.

— Чего же ты тогда рискуешь от него отступного потребовать?