Реки Лондона

Оставив Тоби в машине, мы направились к дому. Инспектор Найтингейл вышел из машины и перехватил нас у самых ворот. Я обратил внимание, что на нем снова вчерашний костюм.

— Питер. Констебль Мэй, — кивнул он Лесли. — Я так понимаю, ваше расследование принесло плоды?

Старшему по званию перечить нельзя, будь ты хоть сто раз королева бюста. Лесли это понимала, а посему рассказала Найтингейлу и о записи камеры в автобусе, и о том, что благодаря собаке, работающей по призракам, мы на девяносто процентов уверены, что Брендон Коппертаун если не убийца, то как минимум свидетель А.

— Вы запросили у миграционной службы его полетные данные? — спросил инспектор.

— Нет, сэр.

— Следовательно, в момент убийства он мог еще быть в Лос-Анджелесе.

— Мы решили задать этот вопрос ему самому, сэр.

Тоби внезапно залаял — не затявкал, как обычно, а именно залаял, громко и сердито. А меня на миг накрыло странное ощущение — как будто я на футбольном поле и вокруг шумит толпа болельщиков, радуясь забитому голу. Ощущение мелькнуло и исчезло.

Найтингейл вдруг резко развернулся лицом к особняку Коппертаунов.

До нас донесся звон разбитого стекла, потом женский крик.

— Констебль, стойте! — крикнул Найтингейл, но Лесли уже бросилась к дому. Миновала ворота, вбежала в сад — и замерла так резко, что мы чуть не врезались в нее. Что-то лежало на газоне. Лесли смотрела на это «что-то» широко раскрытыми глазами.

— Боже милостивый, — прошептала она.

Я посмотрел туда же, куда и она. Некая часть моего сознания отказывалась признавать, что кто-то способен выбросить грудного ребенка из окна второго этажа. Я судорожно схватился за телефон, а Лесли тем временем опустилась на колени и попыталась реанимировать младенца, вдувая ему воздух в нос и рот согласно инструктажу по искусственному дыханию.

— Грант, за мной, — скомандовал Найтингейл. Голос его звучал спокойно, по-деловому. Я поднялся по ступенькам на крыльцо. Очевидно, он успел вышибить дверь — сорванная с петель, она лежала на полу. Я шагнул по ней, входя в холл. Тут пришлось остановиться — мы никак не могли понять, откуда доносится шум.

Снова закричала женщина — без сомнения, на втором этаже. Потом послышался глухой удар, словно что-то тяжелое уронили на ковер. Потом раздался голос — явно мужской, но высокий и какой-то писклявый.

— Что, теперь голова не болит? — провизжал он.

Я не помню, как взбежал наверх. Помню, что внезапно оказался на площадке перед дверью, рядом с Найтингейлом. Увидел Августу Коппертаун — она лежала вниз лицом, одна рука свешивалась вниз, в проем балюстрады. Волосы намокли от крови, из-под щеки стремительно натекала красная лужа. Над ней стоял мужчина. В руках у него была деревянная дубинка длиной метра полтора, не меньше. Он тяжело дышал.

Найтингейл не колебался ни секунды. Выставив плечо, он ринулся вперед, намереваясь, очевидно, остановить его захватом, как в регби. Я бросился следом, готовясь заломить злоумышленнику руки, как только он окажется на полу. Но он вдруг повернулся вокруг своей оси и легко, без замаха ударил Найтингейла тыльной стороной ладони. Удар был такой силы, что инспектор отлетел назад, впечатавшись спиной в балюстраду.

Я изумленно пялился на лицо преступника. Умом я понимал, что это Брендон Коппертаун, — но узнать его было невозможно. Один глаз можно разглядеть, но второй залеплял кусок кожи, сорванный вкруговую с носа. На месте рта — кровавая яма, полная осколков костей и зубов. В шоке от увиденного я оступился и упал. Это спасло мне жизнь — Коппертаун как раз взмахнул дубинкой, и она просвистела прямо над моей головой.

Как только я свалился, ублюдок бросился к выходу, прямо по мне. Удар тяжелого ботинка по спине вышиб воздух из легких. Было слышно, как грохочут по лестнице его шаги. Я попытался подняться на четвереньки. Под пальцами было мокро и скользко. Я опустил глаза. Густой, обильный кровавый след тянулся из комнаты через всю площадку и дальше по лестнице.

Потом снизу раздался грохот и несколько глухих ударов.

— Надо встать, констебль, — проговорил Найтингейл.

— Что это было, черт побери? — спросил я. Он поддерживал меня под руку. Я глянул вниз. Коппертаун — или то, что приняло его обличье, — лежал на полу холла. Лицом вниз, к счастью.

— Понятия не имею, — ответил инспектор. — Пожалуйста, постарайтесь не наступать на кровь.

Я спустился со всей возможной поспешностью. Кровь на ступеньках была ярко-алой. Артериальная — наверное, фонтаном била из развороченного лица. Я наклонился и с опаской коснулся его шеи, ища пульс. Пульс отсутствовал.

— Что произошло? — спросил я.

— Питер, — сказал инспектор Найтингейл, — я прошу вас отойти от тела и со всей осторожностью покинуть здание. Мы и так уже слишком сильно смазали улики.

Вот для чего нужны инструктаж, тренинги и бесконечная практика — чтобы тело сделало все само, когда мозг не в состоянии соображать. Любой солдат вам это подтвердит.

Я вышел наружу, на свет.

Где-то вдали уже визжали сирены.

«БЕЗУМИЕ»