— Знакомая картина, — сказал Георгий, остановив машину на окраинной улице. — Впрочем, той весной, когда я уезжал в действующую армию, тут было пострашнее... На всю жизнь — запомнилось.
И он начал вспоминать, как тридцать лет назад Урал за одну ночь размыл насыпь. Далекий фронт в течение нескольких часов как бы вплотную приблизился к Ярску, — весь город — от мала до велика — вышел на дорогу, которая связывает Южный Урал с Волгой. Люди работали, не считаясь с тем, что в их собственных домах стояла вода по окна. Даже школьники насыпали землю в мешки, не хватало мешков — в наволочки, и вместе с взрослыми выкладывали откосы размытого пути. Длинная череда эшелонов с боеприпасами, артиллерией, маршевыми батальонами растянулась на северо-восток от Ярска, а с запада все подходили и подходили санитарные поезда, эшелоны с женщинами и детьми, со всяким оборудованием, что на скорую руку демонтировалось там, в прифронтовой зоне. День и ночь гремели взрывы в местах ледовых заторов, но вода продолжала хлестать через рельсы, провисшие над промоинами. Только на третьи сутки удалось восстановить разрушенный участок пути. И движение, наконец, возобновилось. Как ни худо было на фронте с резервами, однако в первую очередь пропустили на восток санитарные поезда, а потом уже двинулись на запад воинские маршруты.
— С тех пор наш Урал одумался, поняв, что так не вовремя вышел в степь, чтобы поразмяться, и долгие годы виновато отрабатывал свои грехи... — добавил в заключение Георгий.
Утром они отправились дальше, в совхозный край поднятой целины. Несколько деревянных мостиков на большаке оказались сорванными паводком; Георгий то и дело сворачивал в сторону, в поисках объезда. Как ни старались люди распахать всю вековую степь от горизонта до горизонта, однако остались еще массивы, по которым «газик» бежал сноровисто, точно по накатанным проселкам-летникам. Завидев машину, байбаки настороженно пересвистывались на бровках своих нор. Павла с удовольствием наблюдала за сурками, передававшими свои сигналы об опасности от норы к норе, словно от одного поста к другому. А сколько было здесь тюльпанов! Ей, кажется, никогда еще не приходилось видеть такую первозданную божественную степь.
— Ну как это все опишешь? — нечаянно вслух спросила себя Павла.
— Кстати, ты довольна своей работой? — поинтересовался Георгий.
— Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Согласитесь, лучше не иметь вообще никакого литературного таланта, чем иметь малый талант. Когда ты не можешь сложить двух слов, тогда все ясно, по крайней мере, твоим редакторам; но когда у тебя что-то немного получается, ты и себя обманываешь и других вводишь в заблуждение. Видимость таланта — сущая беда многих пишущих...
— Вон смотри, Павла, наши буровые.
На фоне амазонитового неба тонко прочерчивались над косогором дальнего увала ажурные буровые вышки. Сначала их было только две, потом за ними и на юг от них показались еще.
— Медное месторождение, — объяснил Георгий.
Но проселок снова оборвался у рыжего оврага, доверху наполненного уже остановившейся водой. От моста уцелел только бревенчатый настил самого въезда. Ах вы, мосты-мостики степные! Георгий повернул на окольный путь, по рубчатому следу грузовиков.
Через полчаса они подкатили к полевым вагончикам, куда уже переселились геологи из дальней деревеньки.
— Вот она, наша уральская Камчатка! — сказал Георгий, устало выбираясь из-за руля. — Двести пятьдесят километров от железной дороги.
Они постояли у машины, разминая одеревеневшие ноги, осмотрелись. Нигде ни души. Наверное, люди еще не вернулись на стан с окрестных буровых, хотя пора бы — вечереет.
— Пойдем, что ли, в вагончик, — предложил Георгий.
И тогда навстречу им кинулся с громким лаем большой черный пес. Павла даже попятилась от испуга.
— Не бойся, не тронет, собаки у геологов не злые. — Георгий погладил сторожевого пса, который действительно оказался добродушным. — Ну, что, брат, проспал наш приезд? Нехорошо спать на дежурстве.
Из другого вагончика выбежали три щенка, такие же черные и такой же неопределенной породы. Гостеприимно виляя хвостами, они немедленно окружили Павлу.
— Да вас тут целое семейство! — Теперь и она принялась гладить ласковых кутят.
— На каждого геолога по собаке!
Они поднялись в ближний вагончик. Здесь было грязно, постели не заправлены, со стола не убраны остатки еды. Сразу видно, что нет женской руки. Зато все стены в цветных репродукциях и фотографиях из журналов, на которых одни женщины, полуобнаженные и вовсе обнаженные — от кустодиевской «Красавицы» до пластовской «Весны».
— Гарем, да и только! — сказал Георгий.
Павла промолчала. Ее озадачило редкое собрание журнальных репродукций, фотографий и рисунков. Она вспомнила, как Георгий Леонтьевич заметил однажды мимоходом: «Геологи всегда идеализируют женщин». Он сказал вроде бы шутя — вот, мол, с какой полной отрешенностью от всего земного связана профессия геолога. Но это же в самом деле так.
— Заинтересовались нашей третьяковкой?..