Реки не умирают. Возраст земли

— Черт знает, до каких пор будет притормаживаться строительство комбината.

— Пока доктор Голосов не отпустит тормоза.

— Все-таки странно, что один человек решает судьбу предприятия.

— Так он же выступает под высокой эгидой. А если есть эта самая эгида, то и один человек может многое. К тому же Голосов имеет поклонников своего таланта. Вот его и заносит в сторону...

Петр Ефимович снял  т р о ф е й н ы е  очки, аккуратно положил их в дорогой футляр из тисненой кожи и сунул в боковой карман парусинового пиджака. Ян Янович молча наблюдал за этим симпатичным, рассудительным мужиком солидных лет, которого до сих пор в шутку называют  д е с я т н и к о м  первой пятилетки.

— Да, вяло, вяло мы строим комбинат, Иван Иванович. Вообще-то у нас умеют, если захотят, вести дело грамотно, широко, поточно. Вон, к примеру, Череповецкий завод. Начали позднее и уже такую махину отгрохали! Завидки берут. А мы хвост выдернем — нос увязнет, нос выдернем — хвост увязнет. Приналяжем на очередную домну, построим, пустим, но где же мартены? Давай расширять мартеновский цех. Потом выясняется, что больно плохо с прокатом, — давай штурмовать, один за другим, прокатные станы. А недавно спохватились, что нужна четвертая доменная печь, будто не ясно было раньше. На первый взгляд, мы даже спешим, но фактически который год все ликвидируем диспропорции. Кто виноват? Доктор Голосов? Черта с два! Он всегда «защищает» государственные интересы: зачем возиться с нашим ярским месторождением, если теперь в казахской степи разведаны такие запасы железных руд. Тогда, может, виноваты лидеры черной металлургии? Нет, они тоже умывают руки: к чему им наша ярская руда, из которой можно выплавлять низколегированный чугун, если проще иметь самый обыкновенный чугунок и добавлять в него, сколько нужно, и никеля и других присадок. Как видишь, Иван Иванович, тут виноватого не сыщешь... Все, дорогой, не так просто.

Дробот, не зажигая спички, по-солдатски прикурил новую сигарету от старой, догорающей, и жадно затянулся.

— А вообще во всем виноваты геологи, — криво улыбнулся он. — Наоткрывали зело мудреных кладов, вот ученые металлурги и ломают голову, как получше подступиться к ним. Один из поклонников Голосова недавно сказал мне без всякого стеснения: «Заварил кашу старик Каменицкий, расхлебывай теперь».

— Неужели прямо сказал?

— Напрямую, без всяких обиняков.

— Распоясались, однако, сторонники Семена Захаровича.

— Они же ни за что не отвечают. У тебя, Иван Иванович, металлургический комбинат, у меня — строительный трест, у Каменицкого — полиметаллическая руда. И тебя, и меня, и даже старика, хотя он уже на пенсии, всегда можно поставить в затруднительное положение. А у Голосова одни статьи, да и то журнальные, рассчитанные на любителя-специалиста. Вот нашего брата бьют и плакать не дают. Но попробуй замахнись в печати на Голосова, он тут же и обвинит тебя в некомпетентности. Недаром иной раз эдак к слову, вскользь, да подковырнет, что зря, мол, ты, Петро Ефимович, не дотянул до инженерного диплома при твоем вечернем-то образовании. Для него все средства хороши, только бы повелевать в технической политике...

Плесум встал. Дробот оглянулся: в кабинет, неслышно открыв массивную дверь, вошел сам Голосов.

— Доброе утро, товарищи!..

Он был прям, сух, молодцеват, несмотря на годы. Овальная лысинка была тщательно замаскирована длинной прядкой выцветших волос. Это мужское кокетство всегда вызывало у Дробота усмешку. Он и сейчас не сдержал ее.

— Я к вашим услугам, дорогие товарищи, — профессор поудобнее сел за стол, на председательское место, которое уступил ему директор.

— Не часто подобное услышишь от министерского начальства, — заметил Дробот.

— А вы все шутите, дорогой Петро Ефимович, — Голосов изучающе приглядывался к управляющему трестом, барабаня пальцами по настольному стеклу.

— Может быть, вам, Семен Захарович, нужна сводка за последний месяц? — спросил Ян Плесум.

— Нет, зачем? Сводками занимаются в главках. Не за сводкой я приехал к вам, товарищи. Меня интересует, что вы думаете о строительстве четвертой домны.

— Давно пора строить, — сказал Дробот.

— Это будет вполне современная печурка, по объему равная двум старым домнам. Комбинат выходит на широкую дорогу...

— И перестает быть комбинатом, — продолжил Дробот.

— Не понимаю вас, Петро Ефимович.

— Ну, как же? Насколько мне известно, руду вы предлагаете возить издалека, а наши собственные рудники будут окончательно законсервированы. Не так ли?

— Не совсем. Примерно до восемьдесят пятого года комбинат еще будет выплавлять и природнолегированный чугун.

— У вас даже сроки установлены?

— Не следует иронизировать, дорогой Петро Ефимович. Интересы государства превыше всего. Нельзя без конца мучиться с бедными местными рудами.

— Но эти  б е д н ы е  руды весьма богаты никелем!

— Мы с вами работаем на черную металлургию, и все мы тут связаны одной веревочкой, Петро Ефимович.

— Увольте, я из другой  с в я з к и.

— Но вы генподрядчик.

— За четверть века можно было отгрохать два таких комбината, если бы министерство захотело.