Реки не умирают. Возраст земли

— Нет, просто летчик.

— Как так просто летчик? — удивился мальчуган, запрокинув головенку.

Георгий тихо рассмеялся: этому ровеснику космического века и в самом деле нелегко понять, что были на свете просто летчики, которым ставили памятники.

На главной улице он встретил Павлу. Она шла, о чем-то глубоко задумавшись, никого не видя. Он окликнул ее. Павла нерешительно остановилась.

— Куда ты собралась?

— На пляж.

— Идем-ка лучше ко мне. На Урале сейчас кубинское пекло.

Она искоса взглянула на него. Любое мимолетное напоминание о Кубе — точно ожог ревности: да неужели он до сих пор забыть не может свою Ольгиту?

— Идем, идем, послушайся меня.

И Павла покорно, как в юности, повернула обратно: она уже не могла не повиноваться его воле. Ему же теперь доставляло удовольствие на виду у всех пройтись рядом с такой женщиной: высокая, с горделивым поставом головы, она, кажется, и не чувствовала своих лет, что, по народному счету, будто заключает бабий век.

— Ну что, объяснилась с моим отцом по телефону?

— Да. Начал было выговаривать, но потом, в заключение, добавил миролюбиво: «Ладно, сударыня, не огорчайтесь. С вашего брата, журналиста, все равно все взятки гладки...»

— Ну и печет сегодня! Прямо как в Ля Гаване...

Да что он дразнит ее своей Гаваной? Теперь, после того, что случилось между ними во время поездки в степь, думалось, что он, конечно, далеко не все поведал об отношениях с Ольгитой и определенно что-то утаил, как любой мужчина, и тогда она начинала фантазировать. Может, никакое другое чувство не способно так тщательно рисовать картину за картиной, как ревность. Павла отчетливо представляла себе и роскошный туристский центр Варадеро, и океанский пляж, и антильскую мулатку — красавицу Ольгиту. Но Георгий прервал тайную работу ее воображения, сказав, что они уже добрались до дома.

Павла хотела было отказаться от его гостеприимства. Он понял это раньше, чем она нашла убедительную причину, и взял под руку.

— Идем, идем, угощу свежей рыбкой, мои ребята привезли вчера.

Нет, видно, безвольная ты, Павла. Только что думала бог знает что и вот идешь безропотно за ним.

В комнате гремела музыка: Георгий, уходя в рощу, позабыл выключить приемник. Москва передавала авторский концерт Пахмутовой. Он подошел к приемнику, убавил громкость.

— Такая маленькая женщина, а вытянула на песенных салазках двух мужиков на Олимп.

Павла, занятая своими мыслями, не поняла его шутки. Тогда он объяснил, что пахмутовская музыка сделала популярными коллективные стихи двух поэтов. Она скупо улыбнулась.

— Талантливая женщина все может, — сказал он, приглашая к столу.

— У тебя сегодня хорошее настроение.

— От лесной прогулки. Ну, а что там любопытного в твоем досье?

И Павла, невольно поддавшись его настроению, коротко рассказала о Войновском.

— Слыхал о нем краешком уха, — заметил Георгий. — Неровен час, он тоже вытянет на кандидатских салазках целую кучу проблем!.. Академик Иван Павлович Бардин еще пятнадцать лет назад советовал дать нашему комбинату «зеленую улицу». Но воз и ныне там. Так что, Павлуша, не торопись, подумай. Иные выступления в печати оказывают медвежью услугу энтузиастам.

— Согласитесь, я же не могу спокойно наблюдать...

— Ну-ну, смотри сама. Я хотел лишь предупредить, что голосовы могут помешать Войновскому довести дело до конца.

— Что же ему в наше время подпольно работать, что ли?

— Да чуть ли не каждый новатор до поры до времени подпольщик.

— Этого я не понимаю. Газетчики должны смело расчищать дорогу бойцам технической революции.

— Ах, Павла, не говори красиво! Сейчас не те времена, когда мы щеголяли высокими сравнениями, вроде «Магнитострой литературы», или «фруктовый Донбасс», или «молочные реки Кубани».

— Но и приземленность ни к чему.

— Только не спеши ты, пожалуйста. — Он взял ее за руку, близко заглянул в темные глубокие глаза. — А вообще ты молодец, умеешь отыскивать людей ураганной пробы.

— То остерегаешь, то расхваливаешь.

— Остерегаю потому, что нужна обстоятельность. Нынче и рядовой рабочий мыслит инженерными категориями.

— Однако согласись, газетчик не может быть и геологом, и металлургом, и строителем.

— Верно. Но знать основы дела, о котором пишешь, надо.

— Твой Голосов тоже не металлург.

— О-о, «мой» Голосов все может, он профессор демагогии! Да речь не о Голосове, речь о том, чтобы серьезно помочь Войновскому решить проблему обогащения руды... Ладно, хватит о делах. Поделись-ка лучше, что у тебя на сердце...

Павла начала убирать посуду, недовольная, что Георгий заговорил о личном. Он закурил, молча наблюдая за легкими, изящными движениями рук Павлы, которая быстро, умело привела в порядок стол, накрыв свежей скатертью, сменила воду в стеклянной вазе и снова поставила цветы — полевую кремовую кашку — на середину круглого стола.

— Спасибо за обед.

Он так и знал, что она поспешит уйти, а ему уже не хотелось оставаться одному; тем паче в мажорном настроении.

— Ну посиди еще, выпьем по бокалу сухого.

Он загородил ей дорогу, бесцеремонно обнял за неподатливую талию.

— Георгий Леонтьевич!..