Реки не умирают. Возраст земли

— Хотел потрафить вам! Да Урал от нас никуда не уйдет. Важно завернуть часть сибирской водицы в нашу сторону. Инженерные изыскания мы закончим к сроку, о них я не беспокоюсь. До осени продолжим бурение, шаг за шагом проследим всю трассу Тургайско-Уральского канала. Главное, все экономически обосновать. Вот вы назвали цифру — миллиард пудов хлеба, который способно дать Южное Приуралье, если оросить хотя бы часть его пшеничного поля. Цифра вроде бы внушительная, весьма внушительная. Но ее тоже надо тщательно подтвердить расчетами. Без агрономических выкладок не обойдешься. Как видите, дел у нас по горло.

— Ну, а допустим, что с нами все-таки не посчитаются. Как тогда?

Алексей Алексеевич прицелился в Марата лукавым взглядом.

— Вы, я вижу, весьма привыкли работать на ближнюю перспективу. У вас ведь как в Гидропроекте: есть решение правительства — давай техническую документацию и строй на полную катушку! Что ни пятилетка — то сверхмощный гидроузел. А тут свои масштабы: начнет одно поколение, закончит уже другое... Конечно, нас могут поставить в затылок тому же Казахстану. Вы, может, знаете, что в текущем году из Амударьи не поступило в Аральское море ни одной капли воды. Да и к Сырдарье кто только не прикладывается на ее пути к морю. Учтите, в конце века вода станет таким же дефицитом, как нефть. И если с нами не посчитаются, чего вы боитесь, тогда придется еще немного потерпеть. Не достанется нам водицы на первом этапе — обязательно получим на втором, когда на помощь Обскому бассейну придет батюшка Енисей. Что, долгонько ждать? Но вы, Марат Борисович, дождетесь наверняка!..

Они ходили по ковыльному берегу Тобола до заката солнца, которое щедро высветило напоследок все Тургайское плато. В небе неумолчно звенели жаворонки, то взмывая вертикально ввысь, то снижаясь над куртинами вишенника. А беркуты приутомились и сидели, раскрылившись, на диабазовых выступах поодаль от реки. Вечер был безветренным. Степь, не опаленная знойным суховеем, казалась райской.

— Товарищи, уха готова! — позвал их Мельник.

— Идем, идем, — ответил Ходоковский.

— Двойная!

— Когда же ты успел?

— В Тоболе этих окуньков, Алексей Алексеевич, тьма-тьмущая. Только поспевай забрасывать удочку.

— Построим канал или не построим, зато ушицы наедимся вдоволь, Марат Борисович! — посмеивался Ходоковский. — Редкий деликатес по нашим временам.

Уха, и верно, удалась. Марат давно не ел такую вкусную, жирную, духовитую, с перчиком, с дымком. Втроем они легко управились с целым ведерком, но рыбу не осилили, оставили на завтрак. Вечерняя заря лениво догорала на северо-западе: тонкий ободок ее протянулся и на самый север, чтобы последним угольком скатиться на восток и поджечь там сухие облачка, от которых займется, охватив полнеба, высокое пламя утренней зари.

Блаженно отвалившись от пустого ведерка, Алексей Алексеевич лег на спину и по-ребячьи уставился на загущенный засев Млечного Пути. Олег домовито убирал посуду. Марат сидел у костра, не спеша затягиваясь болгарской сигаретой. Он думал о том, что говорил ему сегодня профессор Ходоковский, вернее, как говорил, точно бы испытывая его на душевную прочность.

Алексей Алексеевич не любил рассказывать о себе. Но Марат уже многое знал о нем со слов других ученых и по газетам. Ходоковский принадлежал к тому поколению, которое помнит гражданскую войну цепкой мальчишеской памятью. Марат мог ясно представить и детство и юность Алексея Алексеевича — по образу и подобию своей матери. А дальше их судьбы сложились по-разному: за плечами Ходоковского крутой подъем по стремянкам первых пятилеток.

Сибирь — вот середина его жизни. Там он окончил технологический институт, получил звание инженера-гидрогеолога. Однако занимался в геологии всем, что нужно было в тридцатые годы. О эти легкие на ногу тридцатые! Они как раз и совпали с его инженерской молодостью. Он то исследовал оползни на реке Кан, то искал бурые угли, даже нефть, то увлекся вдруг стратиграфией юго-западной, части Сибирской платформы. Незаметно для себя, но к удивлению одного ученого-тектониста, вроде бы нечаянно открыл неизвестный ранее кристаллический выступ основания платформы в бассейне Ангары. Академик Шатский и подтолкнул его отечески в божий храм науки. Кандидатскую диссертацию защитил без особых хлопот, наверное, потому, что уже вдоволь постранствовал с геологами по дальней стороне. Одним словом, прочно стал на ноги на этой самой Сибирской платформе.

В 40-м году собрал материалы для докторской диссертации, поехал в Ленинград на консультацию. Да тут нагрянула война и, вместо вызова на заседание ученого совета, получил повестку из военкомата. Надо было защищать не докторскую степень — звание гражданина. Провоевал до лета сорок третьего, когда Курская магнитная аномалия притянула к себе столько немецких танков, что, казалось, ее железные запасы удвоились. Но у наших полководцев был уже «сталинградский компас», не поддающийся отклонениям от курса победы; и наши солдаты, давно переболев танкобоязнью, не дрогнули перед крупповскими «тиграми» и «пантерами».