Ханс чувствовал себя экскурсоводом и с гордостью показал племяннику чудесный парк с беседками и фонтанами, в создании которого немцы принимали участие вместе с рабочими городской управы. Через пятнадцать минут они подошли к аэродрому. У края обширного, уходящего к далекому лесному массиву поля расположились ангары, мастерская, склад ГСМ, вещевой склад и несколько строений помельче. В одном из них находился пункт управления, со второго этажа которого были хорошо видны самолеты, аккуратно выстроенные вдоль взлетной полосы. Туда Ханс и пригласил племянника. Курт видел, как светились глаза неожиданно приобретенного родственника, когда он рассказывал о диковинных, блестевших сталью и дюралем, машинах. Курт ни разу не видел вблизи эти чудесные изделия, способные летать, словно птицы, лишь изредка они с ребятами, наблюдая, как над ними проплывали редкие в те времена самолеты, задирали к небу головы и долго затем спорили о том, какой марки и каких характеристик эта машина.
– Вот, видишь, два самолета со знаком эдельвейса на носу? Это последние модификации истребителя Юнкерс К-47. Смотри, какие формы, какая обтекаемость, а рядом – это уже легкие бомбардировщики Юнкерс W-34, на сегодняшний день лучшие самолеты в мире.
Курт смотрел на все эти бипланы и монопланы, на их серебристые бока и внушительные, увенчанные огромными пропеллерами звездообразные моторы, он понимал, что нужно проявить большую заинтересованность в том, о чем так увлеченно говорил Ешоннек, но был не в силах заглушить переполнявшую его тоску по только что оставленной, теперь уже прежней, его жизни. Он еще не осознал в полной мере потерю отца. Все те несколько дней до отъезда, просыпаясь в опустевшей квартире, он пытался уловить привычный звук, который сопровождал суету папы, готовящего на кухне завтрак. И тут же обрушившаяся тишина возвращала его к действительности. Курт, едва успевая натянуть на себя брюки и майку, выбегал из дома, словно его домашний уют охватывал пожар, и бежал к Волге. Там, сидя на берегу, смотрел на воду, и река, словно смывая с его души невыносимую тягость, уносила всплывающие из глубин сознания мысли к другой бередящей сердце драме, к необходимости расставания со всем привычным укладом прожитых лет, с лучшим и, может быть, единственным другом и с той первой его женщиной, которая с каждым новым днем казалась все менее реальной, все более эфемерной, сказочной принцессой из волшебных снов.
– Смотри, какой красавец, – и Ханс указал на стоящий в сторонке от основной линии выстроившихся истребителей и бомбардировщиков большой, с корпусом, выполненным из гофрированного металла, с несколькими рядами круглых иллюминаторов, самолет, – Ю-52. Последняя модель, только что прибыл прямо с завода. Транспортник, но в нашем с тобой случае – пассажирский ковер-самолет. Вот на нем мы и полетим прямо в Гамбург.
Ханс Ешоннек оказался в одна тысяча девятьсот тридцать втором году в Липецке не случайно. Несмотря на свой молодой возраст, он достиг больших высот в иерархии возрождающейся немецкой военной машины. К моменту прибытия Курта в расположение секретной немецкой летной школы он как раз закончил курс обучения летчика-истребителя и занимал должность советника инспекции вооружений Имперского военного министерства. Его задачей на этом посту было негласное воссоздание ВВС Германии.
Ханс был разочарован тем, что не увидел у племянника того интереса, который обычно вызывает в молодых людях авиация, да еще так широко представленная в этом потаенном для всего мира месте.
«Но, с другой стороны, – подумал Ешоннек, – мне меньше забот. Пусть мальчиком займется дед».
А вслух произнес:
– Тебе, парень, предстоит многому научиться, надеюсь, потянешь университет. Ты нам нужен в бизнесе, дед уже в возрасте, а я видишь, чем занимаюсь.
Курт почувствовал, что Ешоннек ожидал от него чего-то другого, и напутствие по поводу университета – не то предложение, которое было для него приготовлено. Но, качнув головой в знак согласия, заверил дядю, что готов ко всему, что может быть полезным семье.
– Я, к сожалению, ничего не понимаю в самолетах, но если потребуется, то буду счастлив оказаться когда-нибудь за штурвалом одного из них.
«А мальчик-то непростой, – с удовольствием отметил Ханс, – умен и тонок».
Он потрепал Курта по щеке:
– Хорошо сказал, парень! Если проявишь характер, то при твоей интуиции далеко пойдешь.
Курт понял про интуицию, но не смутился, ведь он был искренен. И Ешоннек ему нравился: гладко причесанные черные волосы с аккуратным пробором, умное мужественное лицо, глаза, в которых отражался интеллект потомственного аристократа. Во всем его облике, крепкой изящной фигуре чувствовалась командирская струнка. Такому человеку легко подчиняться, в него хочется верить.