Реки судеб человеческих

Курт шел на встречу со своим другом Йоганном Леманном в пивной бар на Репербан. Йоганн превратил этот бар в нечто вроде собственного офиса. Два-три столика в углу, вдали от репродуктора, заполняющего пространство вокруг себя оглушительной патриотической, в основном маршевой, музыкой, всегда были в его распоряжении. Вот и сейчас, когда Курт разглядел сквозь клубы табачного дыма этот дальний от входа угол, Леманн сидел в окружении нескольких крепких парней в форме СА. Сам он был одет в белые брюки и белую, поверх голубой рубашки, безрукавку. Йоганн явно пребывал в отличном расположении духа и не стал скрывать радости, увидев Курта. Он встал и обнял своего младшего товарища, усадив затем его рядом с собой, и тут же парни в коричневой униформе поднялись и, поприветствовав Леманна вскинутыми руками, покинули заведение. Было понятно, что Йоганн рассчитал время и его предыдущая встреча действительно закончилась.

Леманн подозвал официанта, и через несколько минут к уже стоящим перед ними кружкам с пивом добавились ржаные сухарики в чесночном соусе, крендельки бретцель, посыпанные крупной солью, кубики сыра и две тарелки с вайссвурст – белыми мюнхенскими колбасками, окруженными холмиками тушенной капусты.

– Я тут уже два часа, ужасно проголодался, надеюсь, ты мне составишь компанию. С этими парнями, что были до тебя, поесть не получилось, нужно было произносить слова, не сочетающиеся с пережевыванием презренных сосисок и хрустом этих восхитительных сухариков, а тут все пропитано вкуснейшими и аппетитнейшими ароматами. Мне пришлось в связи с этим проявить необыкновенную выдержку, так что, – Леманн улыбнулся и подмигнул Курту, – за дело. Только не говори, что ты уже пообедал в вашем фамильном замке трюфелями с икрой.

Курт рассмеялся:

– Это так ты представляешь наше Рихтеровское меню? Дед – приверженец самой простой кухни: отварная картошка с селедкой и супчик с клецками, вот и весь обед. Но как раз сегодня я за обеденным столом не присутствовал, так что с удовольствием съем все, что тут нам принесли.

У Курта на самом деле рот наполнился слюной, так аппетитно выглядели угощения, и он на время забыл о том, что Йоганн собирался поговорить с ним о каких-то серьезных вещах. Они выпили, закусили сыром и принялись за горячие, еще дымящиеся колбаски, сопровождая каждый отрезанный кусочек подцепленной на вилку коричневой, тушеной в утином жире, капустой.

Леманн первым очистил свою тарелку, закурил и, одобрительно поглядев на уплетающего за обе щеки Курта, заметил:

– Хороший аппетит – признак душевного здоровья. – Он стряхнул пепел в стоявшую перед ним тарелку и добавил: – Оно тебе понадобится сейчас, потому что мне придется объяснить некоторые вещи, касающиеся наших с тобой взаимоотношений.

Курт замер с вилкой, поднесенной ко рту.

– Нет, нет, ничего такого, что может испортить тебе аппетит. Ты доедай, – и Леманн поднял кружку, в которой плескалось еще на треть недопитого пива, – все позитивно, – и он с наслаждением опустошил ее до дна.

Курт замер на мгновение, но потом решил, что не стоит выказывать какое-то волнение, к тому же он действительно проголодался, а еда была такой вкусной, что он доел все до последнего кусочка и затем, сев поудобнее, приготовился выслушать все то, что Йоганн приготовил для него вслед за замечательным ужином. Но благостное настроение потихоньку стало улетучиваться, этому способствовало то выражение лица, которого прежде Рихтер у Леманна не наблюдал. Йоганн стал очень серьезен, его профиль заострился, демонстрируя мраморную холодность. «Я, наверное, никогда не избавлюсь от оценки созерцаемых мной предметов, людей и животных с точки зрения художника», – подумалось Курту. Он ведь решил, что рисование – не его стезя, но вот от подобных ассоциаций увиденного с его изображением на холсте избавиться не получалось.

– Дорогой мой юноша! – Йоганн начал на одной ноте, он закурил вторую сигарету. – Я старше тебя не намного, на семь лет, но уже с трудом представляю себе, что чувствуют парни в восемнадцать, как они переваривают в своих мозгах всю информацию, доступную их глазам, ушам и… – он постучал себя по носу. – Поэтому я провел с тобой почти месяц в тесном общении и, кажется, понял, кто ты, чем интересуешься, как воспринимаешь действительность и как способен реагировать на эту, открывшуюся перед тобой новую, реальную жизнь.

«Вот и ответ на мой вопрос», – подумал Курт, вспомнив возникающие у него порой сомнения в искренности интереса Леманна к нему как к просто приятелю, другом он все-таки считать себя не решался. Он ничем не выдал своего удивления после этих первых, как было понятно, лишь вступительных слов Леманна, только крепче стиснул побелевшими пальцами поручни сидения. Почувствовав возникшее напряжение, Йоганн продолжил: