Реки золота

Ситуация резко обострилась в один прекрасный вечер, когда город страдал от холодного дождя, лившего весь день и не переставшего с наступлением темноты, он заставлял ньюйоркцев пить, делать заказы на дом и смотреть по платному телевидению фильмы для взрослых, чем наверняка и собиралось заняться большинство закончивших смену полицейских ОАБ. Однако наркоакулы куда-то спешили после работы. (Может, то действительно была работа; Сантьяго не знал этого и не хотел знать.) Когда дежурный сержант, пожилой пьяница, державшийся на службе, чтобы получить пенсию за тридцать лет выслуги, отказал им в талонах на бензин, они осыпали его грязными ругательствами, обычно приберегаемыми для самых беспокойных задержанных. Это привело к вмешательству Маккьютчена; вскоре все стали орать друг на друга, и внезапно Сантьяго оказался перед Турсе, выкрикивавшим ему в лицо оскорбления. Сантьяго шагнул к нему, Турсе полез за пистолетом, Сантьяго блокировал его правую руку приемом айкидо, которому научился в колледже Джона Джея, тут слева появился Лизль, достающий свой пистолет, но внезапно Мор плавно вклинился между ними и ловко прижал руку Лизля к животу неизвестным Сантьяго приемом. Потом повернулся, с силой пустил правую ногу дугой по часовой стрелке и ударил Лизля по внутренней стороне левого бедра с глухим шлепком. Глаза Лизля закатились, и он рухнул как подкошенный. Почти в ту же секунду Мор выхватил свой научно-фантастический пистолет, тонкий зеленый луч под стволом громадного калибра уперся в правую скулу Турсе. У Мора даже не участилось дыхание.

И тут Маккьютчен стал выкрикивать Мору странные слова вроде «Не моих людей» и «Не полицейских, не полицейских!».

Сантьяго ни разу в жизни не уклонялся от драки и знал по личному опыту, как искаженно могут восприниматься время и события в потасовке. Несвязные слова Маккьютчена лишь усилили замешательство.

И только гораздо позже, после того как вечерние планы были сорваны и всем наконец разрешили взять оружие вслед за принудительным разоружением, после того как Маккьютчен наорался до хрипоты, что они должны сражаться с преступниками, а не друг с другом, и, напомнив Сантьяго сержанта-строевика из фильма «Бронекуртка», устроил головомойку всему ОАБ (за исключением Лизля, пришедшего в себя лишь по окончании речи, когда Маккьютчен отпустил всех, кроме Мора, которого он запер в своем кабинете) и осадил злобного Турсе, помогавшего шатавшемуся партнеру сесть в машину, только после всего этого ему вспомнилось странное восклицание Маккьютчена.

Что он, черт возьми, имел в виду? Не полицейских?

Дверь кабинета со стуком распахнулась, и Мор, сутулясь, вышел. Если он испытывал какие-то неприятные чувства после пребывания в личном сарае Маккьютчена, этого не было заметно. У Сантьяго вдруг возникло множество вопросов. Он пошел за Мором, потом остановился, потом попытался высказать несколько путаных мыслей, но у него получилось только:

— Ну… спасибо…

Но Мор уже ушел.

Их первое совместное патрулирование быстро перешло в область воспоминаний. Последовали другие, более неприятные задержания: школьники из начальных классов поставили кресло-каталку с человеком, у которого были парализованы ноги, перед автобусом; подростки привязали пожилую учительницу к стулу и подожгли; шайка мародерствующих геев двадцати с лишним лет, одурманенных метедрином, насиловала студента Технологического института между мусорными баками на Западной Двадцать седьмой улице, в прошлом аллее ночных клубов.

А теперь бесплодное копание в быстро сходящем с повестки дня деле, которым не захотели заниматься сыщики из отдела расследования убийств, — смерть таксиста-араба по имени Эйяд. Видимо, он взял пассажира с психопатическими склонностями и оружием. Вялые усилия не дали почти ничего, кроме места преступления, произошедшего практически одновременно с их фиаско на Брум-стрит и в непосредственной близости.

Сантьяго неохотно признал, что хотя Мор и не самый лучший собеседник, он вполне пригоден к этой работе. Мор без колебаний вступал в схватку с задерживаемыми (которые неизменно давали ему для этого множество поводов), но и никогда особенно не увлекался. Наркоакулы находились под следствием по как минимум одной жалобе на жестокость (один из задержанных ими, попавший в блок интенсивной терапии в больнице Святого Винсента, оказался сыном старшего специалиста по изучению рынков из «Урбанка»), и теперь им приходилось являться к назначенному времени в Бюро внутренних дел, что Маккьютчен благоразумно замалчивал.