Рекламная пауза

– В журнал?! – уточнил тот же голос, принадлежащий, может быть, сегодняшнему успешному бизнесмену.

Как он только ещё не спросил: «Сколько?»

Это был шанс!

Я поднял руку, хотя ещё и не знал, что же буду читать.

Получив разрешение, я встал и, как положено, прокашлявшись, неожиданно даже для себя начал:

Кто виноват, что ты устал,
Что не нашёл, чего так ждал,
Всё потерял, что так искал,
Поднялся в небо и упал?

Песня группы «Воскресение» мне нравилась своей оригинальностью, свободомыслием, несмотря на общий минор, в ней я видел вызов. Вызов самому себе, чтобы спустя годы не задаваться звучащим рефреном вопросом: «Кто виноват?». Не сидеть в грязной майке на кривом табурете в общей кухне коммуналки, не тянуть дешёвый «Рубин» из стакана, не дымить вонючим «Северном» и не утирать слезливо сопли: «А я ведь тоже мог!..».

Мало того, что песенка мне нравилась, главное – я пел её на танцах и слова знал наизусть!

Закончил я припевом:

И меркнет свет, и молкнут звуки,
Новой муки ищут руки.
И если боль твоя стихает,
Значит, будет новая беда.

Текст этот совершенно не гармонировал с настроением Жанны Фёдоровны. Но делать нечего – обещала ведь! Женщина вздохнула и вывела в журнале напротив моей фамилии пятёрку.

Я даже присаживаться не стал:

– А можно ещё прочитать?

Когда такой случай выпадет, надо же исправлять ситуацию по предмету!

Вторая песня в моём «талмуде», по которому я пел на танцах, была из «Машины времени»:

Ты можешь ходить, как запущенный сад,
А можешь всё наголо сбрить.
И то, и другое я видел не раз,
Кого ты хотел удивить?

Я вполне освоился в роли чтеца – стоял прямо, уверенно, чуть откинув голову назад, с лёгкой поволокой во взгляде смотрел немного вверх. Левую руку я завёл за спину, а правой активно помогал себе – жестикулировал, отмеряя такты. Недаром мы занимались дирижированием!

С лица педагога заметно улетучивалась лирика, уступая место року, судьбе, неизбежности:

Скажи мне – чему ты рад?
Постой, оглянись назад!
Постой, оглянись назад, и ты увидишь,
Как вянет листопад и вороны кружат,
Там, где раньше был цветущий сад.

– Чьи это стихи? – заинтересовалась Жанна Фёдоровна.

– Андрея Макаревича, – чуть растерявшись, ответил я. Как этого можно не знать?

– Понятно… – протянула комендантша.

– А можно ещё стихотворение? – Коль поймал удачу за хвост, так тяни!

– Макаревича? – вздрогнула Жаннетта.

– Нет! – нагло соврал я.

Ну не виноват я в том, что вещи «Машины» запоминались мною влёт!

– А может, кто-нибудь ещё хочет почитать? – на сборную оркестрантов, народников и дирижёров-хоровиков из-под очков с надеждой смотрели взгрустнувшие глаза.

– Давайте последнее, и всё! – я решительно рассёк воздух ребром ладони.

Азарт победил во мне чувство такта.

Предложение было смиренно принято, и я чуть не запел:

Мы в такие шагали дали,
что не очень-то и дойдёшь!
Мы годами в засаде ждали,
Невзирая на снег и дождь.
Мы в воде ледяной не плачем
И в огне почти не горим.
Мы – охотники за удачей,
Птицей цвета ультрамарин!

В конце каждого припева вся группа, чуть ли не хлопая в такт, вполголоса помогала мне донести до Жанны Фёдоровны, что именно мы и есть те самые охотники за птицей необычного окраса.

Понятно, она догадалась, что молодой человек выдаёт за стихи тексты песен, но, однако же, невозмутимо вывела мне очередную пятёрку в журнале. В самом деле, некоторые тексты имеют полное право называться стихами!

Мне вспомнились ещё пара недурных песен, но – хватит, дело сделано!

Вполне довольный собой, я отдал инициативу товарищам – некоторым из них тоже не мешало исправить положение.

Литературные чтения продолжались.

Я посмотрел за окно. Вот ведь что значит весна! Как неважно начинался день, и какое прекрасное у него получилось продолжение!

У Зисманов

Молодым людям присущ максимализм, им чужды полутона. Это – чёрное, а вот то, другое, оно – понятно, белое. Если мне нравится белое, значит, это – хорошо, и всё тут! Кто не согласен, тот дурак!