Рекламное бюро господина Кочека

— Вы просто гений, Кочек!.. За десять лет моих трудов здесь я ни разу не мог позволить себе брать на личные расходы столько денег… Что же касается ваших предложений о переносе за город мастерской и покупке нового оборудования — поступайте, как найдете нужным!..

Вечером, вернувшись домой, Василий обнял Лизу и закружился с ней по комнате.

— Ну, старушка, все идет, как говорят стратеги, по заранее намеченному плану!

— Пусти, пусти, сумасшедший!.. Думаешь, я девчонка?.. Даже голова закружилась!

— Скоро у нас с тобой еще не так закружится голова.

— Это почему?

— Завтра у меня экзамен. — Он достал из чехла ракетку и помахал ею.

— Ничего не понимаю!

— Попробуем этой ракеткой открыть двери за семью замками. Короче, директор-распорядитель универсального магазина, он же вице-президент весьма привилегированного спортивного клуба, пригласил меня сыграть с ним завтра партию в теннис. Если сумею показать себя, считай, что наказ «отца» будет выполнен. В том клубе собирается избранная публика, — уж среди них-то найдутся нужные нам люди.

— А у меня тоже радостная новость. Я получила разрешение посещать лекции на восточном факультете Сорбонны.

— Поздравляю!.. Но играть в теннис — это тебе не лекции в Сорбонне слушать! Где бы мне помахать ракеткой, хотя бы часика два? Может, поехать за город?

— Что ты, уже поздно, скоро стемнеет!

— Знаешь, я просто побросаю мяч здесь, в комнате. А завтра утром, пораньше, съездим все-таки за город. Хоть немного форму восстановлю.

Хотя Василий и надеялся познакомиться в клубе с нужными людьми, он прекрасно понимал, что это не так-то просто. Особенно после того, как белогвардеец Горгулов убил президента республики Поля Думера. Отношение к иностранцам — тем более к славянам — резко ухудшилось. В правых реакционных кругах Парижа все громче поговаривали о необходимости выселения из страны всех иностранцев, в первую очередь цветных и славян, которых «слишком много развелось во Франции». Правые газеты изо дня в день печатали на своих страницах резкие статьи о том, что русские белогвардейцы отплатили французам черной неблагодарностью за их великодушие и гостеприимство.

Естественно, что славянину Ярославу Кочеку трудно было рассчитывать на радушный прием со стороны членов аристократического спортивного клуба. Но терять ему было нечего, да и выхода другого у него тоже не было. Поэтому нужно было во что бы то ни стало произвести на членов клуба самое благоприятное впечатление.

Василия не интересовали русские белогвардейцы, наводнившие Францию. Он считал их живыми мертвецами, вычеркнутыми из жизни самой историей, но время от времени, в силу разных обстоятельств, ему поневоле приходилось сталкиваться с ними.

Однажды, когда фирме потребовались разнорабочие для работы в мастерской, на объявление, в числе других безработных, откликнулся белогвардеец — усатый человек с военной выправкой, в потрепанной одежде. Василий заговорил с ним, — разумеется, по-французски. «Видимо, мсье был в прошлом офицером?» — спросил он и, получив утвердительный ответ, поинтересовался, как живется ему на чужбине.

— Разве от хорошей жизни люди пойдут наниматься в чернорабочие? — в свою очередь хрипло спросил усач.

— Нужно полагать, что в прошлом вам жилось недурно?

— Мсье, в прошлом я имел честь служить в гвардейском кирасирском полку, в чине штабс-капитана. От отца наследовал большое имение, от тетушки деньги и ценные бумаги…

— Каковы ваши убеждения и есть ли у вас надежды на лучшее будущее?

— К черту идеи и убеждения! — со злобой ответил бывший штабс-капитан. — Когда вы продаете последний серебряный портсигар с монограммой, подарок вашей матушки, и когда ваша горячо любимая жена уходит с другим, потому что у того в кармане деньги, уверяю вас, вам будет не до убеждений… Идеалы, убеждения — пошлая выдумка бездельников!.. Надежд на будущее тоже никаких. Разговоры о том, что мы разобьем большевиков и вернемся домой, — миф.

— По поводу работы обратитесь, пожалуйста, к главному художнику мсье Борро. — Василий отпустил белогвардейца.

Вечером он спросил у Борро, принял ли он на работу усатого русского.

— Нет, мсье, ни его, ни других русских, обратившихся к нам, я не принял…

— Почему? Они плохие работники?

— Да нет… Честно признаюсь, я презираю русских белогвардейцев. Нам, французам, они чем-то напоминают сторонников Бурбонов, изгнанных из страны, и ждать от них чего-либо хорошего не приходится. Они ничего не забыли и ничему не научились…

Ровно в шесть часов вечера Василий в легком спортивном костюме, с элегантным чемоданчиком в руке появился у парадных дверей клуба. Швейцар в расшитой золотом ливрее низко поклонился ему, когда он назвал себя, и сообщил, что господина Кочека ждут в открытом корте номер два.

Шарль де ла Граммон, увидев Василия издали, поспешил ему навстречу.

— Если ничего не имеете против, можем начать!

— Сейчас буду готов! — Василий переоделся, взял ракетку и пошел на корт.

Игра началась в стремительном темпе. Де ла Граммон был хорошим игроком. Вначале Василий волновался, бил неточно и допускал ошибки.