Рекламный трюк

Конечно, сферу приложения своих сил и времени каждый определяет сам, на то она и Демократия, но старик так искренне старался спасти Антона от какой-то мифической напасти, что просто повернуться и уйти было бы не совсем правильно. Как гласит довоенная поговорка: долг платежом красен. Надо открыть бедолаге глаза.

Антон дружески приобнял проповедника за плечи.

– Проснись, старина, все это уже случилось. И даже бог явил нам свой истинный лик. Пойдем, вознесем ему хвалу, а потом ты возьмешь кредит и займешься нормальным делом. А то устроил тут персональный митинг. Столько крику, и ради чего? Ради свободы, у которой и бога то нет? Какой же ты жрец после этого?

Пойдем, старина.

Они сделали шаг. Другой. Главное, войти внутрь, а там быстро вызвать жреца, который куда доходчивее рядового прихожанина сможет раскрыть заблудшему во мраке невежества суть Истины. Потом старик возьмет кредит – жрецы Маммоны охотно кредитовали даже недавних противников, считая, что никакие политические предрассудки не должны быть помехой в святом деле наживы, – и, с такой-то бодростью, наверняка добьется больших успехов. Антон даже был готов поручиться за него под небольшой процент, если вдруг возникнет такая необходимость. Но тут старик дернулся, как будто вынырнул из-под воды, и рванулся в сторону.

– Изыди! Изыди! – завопил он, сбегая вниз по ступеням.

И чуть не налетел на поднимавшегося навстречу Контролера. Того самого, которого Антон видел прошлым вечером. Старик прикрылся книгой, как щитом, и снова крикнул:

– Изыди!

"Ну вот и довыступался дед", – печально подумал Антон, но Контролер всего лишь остановился, с некоторым даже интересом разглядывая своего тщедушного противника.

– Истину не убить! – храбро заявил старик.

– Истину не убить, – согласился Контролер. – Но при чем здесь ты?

– Я…

Старик стушевался и, прикрываясь книгой, сбежал по ступеням. Контролер пожал плечами и спокойно продолжил свой путь. Хотя мраморная лестница в храм была достаточно широка, Антон и еще пара прихожан, оказавшихся близко к предполагаемой траектории его пути, поспешно и почтительно уступили Контролеру дорогу. Тот, абсолютно равнодушный к проявляемым знакам внимания, тяжело топал по ступеням. Проходя мимо Антона, он чуть повернул голову и спокойно сообщил:

– Здесь нет ничего интересного, гражданин. Не задерживайтесь.

Антон взлетел по ступеням, как цены на аукционе при продаже Монопольного Права.

Храм всегда действовал на него умиротворяюще. Огромный, богато отделанный зал с массивными мраморными колоннами дарил ощущение незыблемости – островок неизменной стабильности в быстро меняющемся мире. И центр сосредоточения Истины – величественная статуя Золотого Тельца. На постаменте была выбита первая заповедь стяжателя: "Делайте деньги, все остальное – второстепенно".

Антон склонился перед Маммоной в поклоне, опустил в жертвенную чашу заранее купленную золотую монету и прошел налево. В храме было два молитвенных сектора.

В правом перед алтарем выстроились ряды деревянных, обитых настоящим бархатом, кресел. Первый ряд по воскресеньям стабильно занимали члены районной администрации, но для них было еще рановато. В левом секторе мест для сидения не было. Здесь, на гладкой гранитной поверхности пола, стояли те, кто не считал возможным сидеть в присутствии Бога – воплощения Истины.

Надо отметить, что по этому вопросу между "левыми" и "правыми" нередко возникали нешуточные баталии. "Левые" категорически утверждали, что Маммона – не первый среди равных, а высшее существо, достойное всяческого поклонения, и сидеть в его присутствии – кощунство. "Правые" в ответ ссылались на демократичность Золотого Тельца и его пренебрежение экономически нецелесообразной показухой. Жрецы, к которым нередко обращались спорящие, в лучших демократических традициях ответствовали: "обратитесь в сердце свое, и, коли вера ваша тверда, услышите золотой голос". Верующие послушно обращались в сердце свое, но оно подчас подсказывало такое, что даже демократические СМИ отказывались это публиковать. В удаленных сырьевых зонах, говорят, баталии иногда выходили за пределы словесных перепалок, но в промышленных и тем более экономических зонах полиция Понимания ничего подобного не допускала.