Рекламщик в ссылке для нечисти

Непритворно, вцепившись в руку Василия, закричал, зашипел, как чайник со свистком. Глаза закатились, тело напряглось, и не только хохолок, а и вся шерсть встала дыбом, как будто его ударило током. Василий, конечно, сразу отвёл нож, но Хохлик долго не мог прийти в себя, даже пришлось отливать водой.

— Ты чего не сказал, что тебя вообще нельзя касаться металлом? — с досадой и испугом спросил Василий, когда понял, что Хохлику вроде становится лучше. — Ты чего, блин, не сказал?

— Что э-это за но-ож? — проблеял Хохлик, весь трясясь и стуча зубами. — Где-е ты взял его, где? Колдун ты поганый!

— На вот, утрись, — Василий подал ему полотенце. — Бабки Ярогневы это нож, Мудрик дал, а что? Я... я одолжил ненадолго, в общем, скоро отдам. Чего сразу колдун?

— Дурная вещь, — забормотал Хохлик. — Ой, дурная, дурная, чёрная! Зло чистое! Ни в жизнь я такого зла лютого не видывал!

И пока он причитал, Василий крепко задумался.

О бабке и правда говорили разное. Марьяша верила, что Ярогнева угадывает людскую суть и сразу видит, хороший человек перед ней или плохой. Добряк, наоборот, говорил, что она ходит куда-то тайными тропами, и даже леший не знает, куда, теряет след.

Василий вспомнил про ведьмин круг, выжженный, чёрный, вспомнил гадюк и жаб. Вспомнил и ворону, которую видел у бабкиного дома, а позже то на воротах, то на площади. Бабка, говорили, на холм не поднимается, а всё равно обо всём знает. Ладно, может, ей кто-то из местных докладывает... а может, и нет.

— Схожу-ка я к бабке, — хмуро сказал Василий.

Нож, конечно, с собой не взял, спрятал в изголовье.

Он, в общем, и сам толком не знал, зачем идёт. В лоб же не спросишь, ведьма или нет. Может, в доме найдутся ещё доказательства, ну там, книга мёртвых, пентаграмма, чёрные свечи... Понять бы, что она затеяла — может, начнёт вредить. О таком надо бы рассказать местным.

Всё это Василий объяснял Хохлику на ходу. Тот увязался за ним, бежал теперь, постукивая копытцами, с холма, по вымощенной деревом дороге. Тянуло сыростью, и смородиновые кусты по сторонам шелестели, показывая серебристую изнанку листьев. Ветер стряхивал с них капли недавнего дождя.

— Ты только никому ни слова, понял? — уточнил Василий. — Если ведьма, так она тебя со свету сживёт, пикнуть не успеешь.

Хохлик подпрыгнул так высоко, что успел сделать два быстрых шага в воздухе, прежде чем приземлился.

— Буду молчать, буду молчать! — воскликнул он тревожно. — Тайны-то лучше меня беречь никто не умеет!

Спустя десять минут он выложил бабке, что на день Купалы заповедник откроется, и народ созовут, и Вася делает керативы, а он палец занозил — вот...

Они только-только подошли к дому, хотели послушать у окна, есть ли кто внутри, а Ярогнева как почуяла, открыла дверь и теперь стояла, глядя на них с понимающей усмешкой.

Василий толкнул Хохлика, чтобы тот заткнулся, потому что после пальца осталось сказать только про нож и ведьму.

— Так вы из-за этого пришли? — спросила бабка, присела, взяла Хохлика за ладонь — тот даже побелел — и в два счёта извлекла занозу.

— Б-б-благодарствую, — проблеял Хохлик.

— Мы вообще луг осматривали, — сказал Василий. — Хотели тут костры разводить, клады искать, а после коров ясно какие клады. Может, убрать надо. Ну, мы пойдём.

И потащил Хохлика прочь, к озеру. Там он его отчитал, и они засели в кустах, чтобы вести наблюдение.

Далеко в стороне ходил Мудрик — косил траву, что ли, так и не разглядишь. Коров на лугу не было. Серое небо растянулось пуховым платком, намокло — упала одна капля, другая...

Из дома вылетела ворона и направилась к лесу.

— Вона, вона ведьма полете!.. — заорал, подскакивая, Хохлик. Василий зажал ему рот, но поздно. Заквакали лягушки, заверещали лозники, и что-то тяжёлое плеснуло в воде.

Они заспешили к дому. Даже если кто-то их увидел, что уж теперь, а времени терять нельзя.

В доме никого не было.

Они этого и ждали, а всё же стало не по себе.

— А что мы ищем-то, Вася? — сосредоточенно спросил Хохлик, заглядывая в горшок. Он забрался на полку, совал нос в каждую посудину и уже что-то выхлебал, довольно облизнувшись.

— Любую подозрительную вещь, — ответил Василий.

Сам он поискал пентаграмму на полу, посмотрел, нет ли потайного люка, ведущего в подвал, поворошил сено на полатях, заглянул в сундук — ничего! То есть, ничего подозрительного. Доски, постель, одежда старая...

— Подозрительного нет, а вот гляди, Вася, гляди! — развеселился Хохлик. — Тебя нашёл!

Сидя на полке и широко улыбаясь, он протягивал тряпичную куколку, простую, даже без лица, с жёлтыми волосами из льняной кудели, торчащими во все стороны.

Глава 15. Василий строит теории

Мелкий дождь то срывался с неба, то притихал, как будто не мог решить, идти ему или не идти. Из-за этой мороси воздух казался мутным, и лес посерел. В небе иногда громыхало — негромко, но с намёком, что может и полить.

Василий стоял на лугу, уперев руки в бока и задумавшись. Вокруг него скакал Хохлик. Спрятаться бы от дождя, но хотелось поговорить там, где никто не подслушает.