Рекламщик в ссылке для нечисти

Всё же как-то разобрались, хотя и не без споров, а на другой же день принялись за работу. Взяли Гришку, привезли брёвен и начали строить конюшню у озера, мостить двор, чтобы гостям было где поставить коней и телеги. Гришка всё же не особенно слушал Горыню, и ходить с ним до леса и обратно пришлось Василию. Это грело душу.

Горыню отправили по другому делу: раз он мог выезжать за границы Перловки, то и поехал в Нижние Пеструшки за семьёй Добряка. Решили, что им тут, может, и безопаснее, да и лишние руки не помешают.

Оказалось, ещё в тот день, как нашли Василия, староста распорядился огородить кладбище. Давно пора, сказал он, да и если купальскую ночь на этом лугу справлять, ырка бед наделает. Только брёвен для частокола пока не подвезли, да и леший начал ворчать, что они у него всё вырубить, что ли, хотят, и Деян уже прямо заявил, что не разорвётся, колья им ещё обтёсывать, потому как если работа с деревом, то сразу его зовут. Даже если работа до того простая, что и любой справится.

Скоро они его звать начнут, чтобы дров наколоть, в сердцах сказал Деян. А что, тоже с деревом работа, как же тут без древодела.

Долго возмущался. Он вообще обычно так много не говорил, а тут, видно, и правда допекли.

— Так, всё, — сказал Василий. — Поставим забор из металла. Дайте мне бересту, набросаю эскизы…

Он сделал три наброска, показал их местным и пожалел, потому что всем понравилось разное, прямо до споров, до крика, а кое-кто ещё и хотел внести свою лепту.

— Вот это, что круглеется, пущай будут черепа, — сказала Неждана. — Рогатые! Вона, у тебя тут пики поверху, а будут рога.

— Не-е, — вклинился старик-полевик. — Вона, гляди-кось, будто стебли, а тута пущай листья переплетаются, а поверху цветы. Ты по-моему делай, не по её, она-то на поле почитай и не бывает, а я кажный день хожу. Ей всё одно, какова там огорожа!

Они грызлись, пока не позвали старосту и не попросили рассудить, кто прав.

— А чё тут судить? — сказал Тихомир. — Ясно, черепа сделаем, потому как там костомахи бродят, да и напишем: «Ырка зверь лютый» и «Костомахи в сём месте обретаются». Пущай народ знает.

— Черепа хоть рогатые? — с подозрением спросила Неждана.

— Ить чё это рогатые? Нешто костомахи у нас рогатые? Безрогие…

Ссора вспыхнула опять, теперь ещё громче, потому что присоединился и Тихомир. Пока они спорили, Василий молча выбрал рисунок попроще и пошёл к кузнецу.

Там он задержался: рассказал последние новости, и про Казимира, и про ырку. Кузнец смотрел из темноты землянки и молчал. Что думал, неясно.

Василий вспомнил ещё, что нужны топоры. Уж на что у них было мало рабочих рук, но топоров ещё меньше. Заказал и лопаты: местные работали деревянными, а они казались неудобными.

Когда он собирался идти, кузнец ушёл в темноту своей норы и вынес донные косы. Василий уже о них и забыл. Он поблагодарил, конечно, а потом проклял всё на свете, пока их тащил: на больное плечо не повесишь, в руке не удержишь, прямо хоть цепляй ногой и волоки по земле. Василий делал остановки каждые два шага и орал на всю Перловку:

— И где хоть кто-то, когда человеку помощь нужна?

Перловка молчала, как будто вымерла.

Уже на подходе к воротам он догадался кричать: «Пироги!», и на этот зов тут же прискакал Баламут — рыжие волосы торчком, взгляд жадный, горит, как бы первым успеть. Видно, щёлкал семечки на лавке. Василий тут же сказал, что кричал: «Помоги!», и отправил Баламута за верёвками. Тот скис и ушёл.

Василий отдохнул на камне у родника, прикидывая, увидит ли ещё Баламута сегодня. Тот всё же вернулся с мотком верёвок, недовольный, и стал ещё более недовольным, когда узнал, что ему придётся тащить косы к озеру.

Это он ещё не знал, что расчищать дно тоже придётся ему.

Коса сразу за что-то зацепилась и намертво застряла. Баламут, красный от стыда и натуги, тянул. Водяницы смотрели из воды и смеялись, прикрывая рты ладонями.

— Да коса эта дрянная! — воскликнул Баламут, бросая верёвку. — Кто сказал, что ею дно расчистить можно?

Тут смутился уже Василий. Он рисовал косу по памяти и до сих пор не думал, что ошибся в расчётах, но теперь подумал.

По счастью, на помощь пришёл Мудрик, а там присоединился и водяной, дядька Мокроус. Он толкал из воды, Мудрик с Баламутом тянули, да и вытянули много всякой дряни: небольшой подгнивший ствол, позеленевшие ветки, склизкие полосы жёсткой водяной травы.

— Ну, неужто управились! — возмущённо сказал Баламут, топнул копытом и собирался уйти, но дядька Мокроус его остановил:

— Управилися? Не-е, паря, мы токмо начали!

У Баламута сделалось несчастное лицо, но водяницы его утешили. Сказали, чем озеро чище, тем они красивее. Конечно, не удержались, вышли, показали себя, и стало видно, что спины у них теперь очень даже приятные на вид, белые, гладкие, внизу ямочки. Платья-то на них остались старые, одни лоскуты, а не платья. Баламут пока любовался, и сам не заметил, как расчистил целую полосу у берега. Ради красоты-то чего бы не постараться.

Хорошо ещё, Горыни тут не было. Его б от такой срамоты кондратий хватил.