Реконизм. Как информационные технологии делают репутацию сильнее власти, а открытость — безопаснее приватности

Механизмы отслеживания репутации и моментального информирования остальных членов общества о результатах той или иной сделки или последствиях того или иного поведения участников группы, позволили бы отказаться от использования государственного аппарата с его системой принуждения как единственного средства сдерживания оппортунистического поведения. Такие механизмы, разумеется, должны будут предполагать наличие систем наблюдения за поведением индивидов с организацией их взаимной подотчетности и взаимной прозрачности.

Стоит оговориться, что мы не знаем, каким образом можно отказаться от механизма принуждения с целью получения общественного блага абсолютно во всех сферах жизни общества. Также мы не уверены, что можно будет до конца избавиться от роли государства как борца с «безбилетниками». Та же армия должна защищать сразу всех, а не выяснять, кто платил за ее содержание, а кто нет. Возможно, механизмы функционирования неких приватных силовых образований, оплачиваемых за счет репутационно-зависимых общин, и будут когда-то изобретены. Возможно, армия останется единственным «необсчитываемым» общественным благом. Необязательно, чтобы абсолютно все было децентрализовано. Идеальные схемы не работают. Какие-то функции останутся за государством. Ясна тенденция — государство будет становиться все менее нужным обществу. Станет ли оно совсем ненужным? Не важно. Важно то, что оно потеряет большую часть своей значимости и силы.

Общество

Эрих Фромм — немецкий социолог, философ, социальный психолог, психоаналитик, представитель Франкфуртской школы, один из основателей неофрейдизма и фрейдомарксизма — использовал понятие «общественного характера» ^[19]. Речь идет о наборе ценностей и правил поведения, характерных для общества, а не для индивида, однако сильно влияющих на поступки этого индивида. Общественный характер, по Фромму, полностью зависит от формы бытия общества и, получается, от общественного и экономического уклада. Например, если раньше в цене были бережливость и владение, то теперь — возможность пользования и жизнь в кредит.

В эпоху феодализма и натурального хозяйства торговлей занималась лишь узкая прослойка купцов, которые не были уважаемы обществом. Уважение они снискали потом, уже в следующих поколениях и уже на другом витке исторической спирали. Спрашивается, почему феодалы, имея явное преимущество в финансировании и возможности привлечь более мощный финансовый рычаг, не занимались торговлей? Ведь в торговле главное — оборот. И чем больше денег вложено в оборот, тем эффективнее бизнес. Очень просто — не к лицу аристократу заниматься таким низменным делом как торговля.

В наше же время торговлей занимаются все. Мы всегда знаем, сколько стоит наша квартира, купив машину, мы сразу думаем о том, когда и за сколько мы ее продадим, мы даже свое трудоустройство воспринимаем как продажу или аренду самого себя.

При смене общественного уклада, естественно, меняется и общественный характер. То, что раньше было абсолютно нормальным (работорговля, например), сегодня смотрится дико, и наоборот — понятие прав человека показалось бы рабовладельцу оскорбительным вмешательством в его хозяйственную деятельность. Так же и при переходе к реконизму некоторые привычные сегодня вещи станут недопустимыми, а многое из того, что немыслимо сейчас, станет вполне обычным делом.

Общественный характер возникает как инструмент приспособления индивида к принятым в обществе нормам. Вместо того чтобы анализировать каждый свой шаг с точки зрения его допустимости или целесообразности, мы просто делаем «как принято», «как всегда». Это здорово экономит силы. Но, когда внешние условия меняются, это так же здорово мешает. Вспомните как, сменив место работы, вы иногда «на автопилоте» шли или ехали не туда, куда вам теперь надо, а туда, куда было надо последние несколько лет.

Очень трудно спокойно обсуждать вещи, ставшие частью общественного характера, так как с детства нам прививается мысль, что они незыблемы и естественны. Но сменяется всего несколько поколений, и то, что считалось преступлением, становится добродетелью, и наоборот.