– А хорошо ли ты умеешь считать, итальянский гений? – акцентируя последние слова, спросил Итцакойотль, видя же мое изумление, прибавил: – Думаешь, что находясь здесь, на отшибе, мы ничего не знаем о широком свете, не имеем шпионов среди испанцев, не читаем книг? Через пару дней после уничтожения вашей штаб-квартиры в сердце Галлии наша разведка захватила неподалеку от зараженной зоны солдата по имени Лусон, который, перед тем, как с него содрали шкуру и вырвали внутренности, оказался очень даже разговорчивым. Он рассказывал о вас,
– Благодарю за комплимент.
– К сожалению, не все разделяли мою уверенность в том, что вы отважитесь сюда прибыть. Кроме того, всякий раз, когда доходило до столкновения с вашей экспедицией, считалось, будто бы проблема решена. Сначала в заливе, потом на плоскогорье. Только я ведь чувствовал, что мы встретимся. Кто ты такой? Как там тебя называют? Il Cane? Ты всего лишь одаренный чрезвычайными приметами смертный или, возможно, пришелец из другого мира?
Догадываясь, как он отреагировал бы, если бы открыть ему правду, я, на всякий случай, промолчал.
– Если ты будешь со мной откровенен, европеец, если захочешь для нас работать, я защищу тебя перед неизбежной казнью, ты сохранишь жизнь и даже станешь свидетелем нашего общемирового триумфа. Но если же ты упрешься и откажешь… Жрецы Уицилопочтли с большой охотой собираются взяться за тебя. И тогда весьма скоро твоя кровь оросит жертвенный камень, твое же сердце послужит во славу Живого Воплощения Солнца.
– Ты спрашиваешь меня, кто я такой? А кем являешься ты, Итцакойотль?
– Ученым и главой клана Койота, – ответил тот. – Десять лет назад я на целых пять лет отправился жить среди испанцев, чтобы узнать ваш способ мышления, ваши планы и то, чем вы руководствуетесь в своих поступках. Тогда бывал я в Монтеррее и Веракрусе, знаю Гавану и Картахену.
– Ты ненавидишь нас?
– Ягуар не обязан ненавидеть медведя. Как-то по-своему он может его даже ценить. Тем не менее, если они очутятся в одной клетке, один зверь должен загрызть другого. Земля – точно такая же клетка.
– Вижу, что идеи этноцентризма вечно живы. А не приходило ли тебе в голову, сеньор, что в этой земной клетке есть место для всех?
– Не я первый забрал у вас дома, убил родственников, осквернил храмы.
– Сожалею над тем, что случилось по причине Кортеса, но разве единственным геополитическим решением должно быть "око за око"?
– Если такова воля богов!
– Воля богов? Смерть и уничтожение?
– Если бы боги желали по-другому, они не открыли бы перед нами свои мудрые тайны в Священном Городе, – ответил ацтек. – А кроме того, я познал вас, белых: вашу безудержную жадность, вероломство и безграничное лицемерие. Не желаю даже представлять, что сделали бы вы со всей Землей, имея такие возможности, которые дали вам боги, каких опустошений в природе совершили бы вы, какие беззакония в жизни… Вы издеваетесь над нашими традициями, упрекая нас в том, что мы посвящаем кровь и сердца врагов нашим богам, но ведь ваша религия началась от убийства собственного Бога.
Беседу прервал нарастающий за стеной гвалт голосов. Итцакойотль замолчал на полуслове и вышел из помещения. Затем я услышал, как он резко спорит с кем-то, говорящим возбужденным тоном. Пару раз я услышал уважительно произносимое имя Петлалкалькатль, после чего индеец вернулся ко мне.
– До того момента, пока тебя не допросит сам Достойный Верховный Жрец, который вскоре вернется с охоты, ты останешься в этой камере, – сухо сообщил он. – Обдумай то, что я тебе сказал, и согласись на сотрудничество. Теперь же тебе будет лучше поспать, потом у тебя долго не будет к этому способности.
После этого он вышел, а вместе с ним исчезло и освещение. Неужто за временную отсрочку пыток я должен был благодарить компетентостный спор науки с властью?