Реконструкция

Ночами студент с комсомольцами над идеей корпел. На минуту оторвется штангу толкнуть, раунд с друзьями-полутяжами побоксирует, и опять за свое. И такое количество иксов с игреками увязал, что протяни их бисерный ряд по экватору, так вся экзотическая параллель украсилась бы выражениями высшей математики. А корней квадратных и в энной степени насажал! — каждому гражданину страны по штуке досталось бы при верном распределении.

Супергабаритная, на мощных козловых кранах, на атомном полураспаде что твоя пирамида Хеопса на атомном ходу! — на меньшее бескомпромиссная фантазия потомственного строителя Радия Васькина не шла. Оправдалась родительская интуиция, склепал сынок судьбу с глобальной тайной атома, вычертил в деталях научно-фантастический агрегат, чтоб ветром летел он над проспектом, броневой грудью отжившее разрушал, а позади свежую магистраль отливал, на уровне мировых стандартов и выше их. Чтоб в одночасье блеск, современность, порядок на проспекте учреждать, с кафельными подземельями, в тополином цвету, односторонними треками, питьевыми автоколонками и кафетериями «Дружба» а-ля рюсс. Комфорт и фарватер. Блиц!

И как однажды спозаранку на стройку с дипломом в руках явился, всю комсомольско-молодежную бригаду цифрами и фактами, идеей охватил. Обаятелен, обаятелен, чертяка Родька, средний внук, из гантелей скрученный. Недаром девки по нем как одна сохли. Кудрями только тряхнет, руку поднимет, слова спрашивая, и так убедительно скажет, как только прирожденный общественник сказать может. И все единогласно!

Но на стороне, вне коллектива словами не сорил.

— Дискуссии нам ни к чему, — охлаждал он горячие головы, которым не терпелось тиснуть публикацию в прессе. И с академическим спокойствием в рамках коллектива завершал агрегат в металле, который, как известно, легко держит тонные нагрузки на сжатие и растяжение, но может лопнуть и проржаветь от одного неосторожного газетного слова.

Оттого Радий и на фамильных торжествах выбирал выражения. Династия-то его всей командой на старой реконструкции играла, а он на новую, ту самую, что старик прораб суставом чуял, распределиться успел. Отрезанный ломоть!

…День, когда агрегату Радия Васькина назначили первую пробу, выдался обычный, сияющий. Роскошное, мировых стандартов светило пылало над страной, проспектом, стройкой его и плакатом «Сдадим через два года, на два месяца раньше срока!» с одной стороны, с другой — «Минута простоя миллионы на ветер!». Под сенью плаката и укрылась на утренний перекур показательная бригада прораба Васькина, кроме тех, кто делился опытом со смежниками или имел на руках законный бюллетень. Все, как один, вовремя отметили друг друга в табельном автомате и перекуривали теперь в состоянии бодрости, подъема, разливали по стаканам нарзан.

— Разнарядка, значит, такая, — оповещал прораб, хозяйским взглядом измеряя ласковую даль. — Сорок самосвалов грунта плановых да сверх того сорок фонарных столбов корчевать, да три…

— На перевыполнение! — прозвенел кто-то бойкий из самой густоты плакатной теневы.

— А-а?.. — очнулся старик. Голова его еще не вполне освободилась от гула вчерашнего фамильного торжества, и мысли тоже гуляли там. Зазнайка Радька извел его душу, от рук отбился. «Глазищами зырк-зырк, ухмыляется, и точка. Ни о чем. Камень за пазухой отрастил, ясно. Пора крутые меры принимать, поздно будет», — размышлял прораб и прислушивался.

Чистейший, дистиллированный звук трепетал над проспектом, будто в далеком изначалье аллей, у горизонта вызванивал юным альтом сводный пионерский отряд. Столь сольный звук отродясь не беспокоил прокопченную атмосферу владений предводителя Васькиных. Знал толк в голосах аллеи художник дела, прораб, принимал их всерьез, симфонически: стосильный рев бульдозера, плач пилы по металлу, вздохи плазменного резака. Детским интонациям места здесь не было.

Между тем пение сменило октаву, раскатисто перевалило на басы, и будто уже не мирный хор мальчиков, а многотысячный стадион бешено рыдал ведерными глотками мужиков в соку, требуя законного гола.

Родник оглушительной волны не стоял, но маршем двигался к стройплощадке в хорошем темпе. Рационализаторы высыпали из-под плаката, пожирая взглядом аллею. По команде все заткнули уши, и вовремя. Из-за поворота, из-за спин высотных гостиниц «Интурист» вывалилась туча, накрывшая проспект во всю ширину, цех на козловых кранах, на ажурном сплетении ферм — в кипении едкого дыма, в зарницах внутреннего огня, в штормовом вое, будто сама Братская ГЭС, обезумевшая от напора вод, сорвалась с мест и объявилась тут. Десятки механических десниц простирались из пылающих стекол цеха, раздирали грунт перед гигантом, жонглировали, вмиг выдергивали столбы и лихо швыряли их по одному ракурсу в поднебесье, за пределы городской черты.

А поверх чада, поверх крайних стрингеров, в хрустальном дупле держал руки на штурвале едва видный человек — все тут же опознали его отрезанный ломоть Радий Васькин, и аж приплясывал, будто горели подошвы у него. Хорошо ему было под хрусталем!