Рекордсмен

– А чё, меня полиция, что ли здесь остановит и за езду в нетрезвом виде прав лишит? – спрашивал меня Норман, когда я уговаривал его не ехать в таком виде домой. Он тут же отвечал на свой вопрос: – А вот не дождутся. Да и нету здесь полиции. Нетууу!

Пока мы так мило беседовали, события во внешнем мире разрастались, как снежный ком, несущийся с горы. Земля наконец-то расшевелилась. Со мной связалась Мила:

– Молодец. Люблю тебя! – сказала она, закрыла глаза и сделала вид, что целует меня и вдруг ее губы действительно расплылись, точно прикасались не к воздуху, а к чему-то более материальному. Я догадался, что она поставила перед собой кусок прозрачного пластика, чтобы поцелуй превратился из воздушного в почти реальный. От него меня действительно пробрала дрожь. – Все, некогда, – продолжила Мила. – Меня одолевают репортеры. Я буду вести твою пресс-конференцию. Мне к ней надо подготовиться.

– Чего вести? – не понял я.

– Ты же не будешь против, если я скажу, что сама всё придумала? – спросил Мила, оставив без ответа мой вопрос.

– Валяй, – сказал я.

Я приготовился, что начальство сотрет меня в лунную пыль. Но оно и не думало метать с небес громы и молнии. Я не ожидал, что на связь выйдет сам руководитель корпорации Дмитрию Юрьевич Каратузов. Он поздравил меня и сказал, чтобы я готовился к пресс-конференции.

– Только скажи, что идею тебе подали мы, – попросил он. – Хорошо?

– Я уже обещал это кое-кому. Можно я скажу, что это плод коллективного разума? А отчего такой ажиотаж?

– Кому? – спросил он.

– Обещал, – капризно сказал я.

Я не понимал масштабов происходящего, пока мне не объяснили, что какой-то хакер вскрыл мониторы, расставленные на стадионе в Барселоне, и моя попытка транслировалась на них в прямом эфире. То есть ее вообще видели все, кто наблюдал за соревнованиями, ну а потом ее повторили в репортажах по всему свету. Я стал главной спортивной сенсацией дня! Я вообще стал главной сенсацией дня, потому что сюжеты о том, как я устанавливаю мировой рекорд, переползли в блоки обычных новостей и шли чуть ли не в самом начале выпусков.

Меня уже не могли уволить с волчьим билетом, даже если начальство поначалу строило такие планы. А оно ведь строило…

С пару десятков национальных ассоциаций подали протест, требуя аннулировать результат. Я не был заявлен на чемпионат в Барселоне. Зато мне удалось привлечь к нему большое внимание, а это рекламные денежки. За это мне многое прощалось. Поскольку на моем скафандре и шлеме были двуглавый орел и российский триколор, над которым красным было выведено «Россия», не вызывало никаких сомнений за какую сборную я выступал.

– Ты, когда готов провести пресс-конференцию? – спросил Каратузов.

– Да хоть сейчас, – сказал я.

– Сейчас рано. Через час. Успеем всех оповестить. Ты насчет того, что идея наша, помнишь?

– Коллективного разума, – уточнил я.

– Черт с тобой, говори, что Коллективного разума.

 О время общения с репортерами меня поддерживал Норман. Он имел полное право сидеть рядом, поскольку участвовал в создании спортивного снаряда, а значит, тоже был частичкой того «Коллективного разума», помогавшего поставить рекорд. Иногда американец вклинивался в разговор, вставляя что-то вроде: «Он есть молоток».

После пресс-конференции я чувствовал себя героем, плечи мои распрямлялись при каждом движении, грудь выпячивалась вперед. Я представлял, как буду разговаривать с Милой на ближайшем сеансе связи, и улыбался мечтам.

Но меня буквально вогнало в ступор, когда вместо Милы, я увидел на экране прежнего лысоватого дядьку лет под шестьдесят.  Я вспомнил, что его зовут Глеб, но вместо приветствия выдавил, собравшись с силами:

– А где Мила?

Неужели её мечта исполнилась, ей предложили место ведущей реалити-шоу, и она поспешила уволиться, даже не дождавшись сеанса связи со мной?

– На нее права закончились, – сказал дядька.

– Чего? – не понял я.

– Я же объясняю, это была программа. Ее использовали в экспериментальных целях. На первый месяц права предоставлялись бесплатно, а потом надо покупать лицензию. Она стоит больше моей зарплаты, поэтому меня и вернули.

Глеб говорил очень спокойно, будто это какие-то пустяки. Я едва сдерживал свои эмоции. Мне хотелось накричать на этого дядьку, накричать на всех, кто был в Центре и послать их куда подальше, потому что так поступать, как они поступили со мной, нельзя. Они сэкономили месячную зарплату психолога, а в результате, я мог съехать с катушек от разочарования и от того, что планам, которые я уже строил никогда не осуществиться. Мне хотелось выяснить, почему они не предупредили о том, что Мила – не человек, а программа? Забыли? Не посчитали нужным? Но вместо этого я спросил:

– А сколько она стоит?

– Вы что ж хотите за нее доплачивать из своей зарплаты? – сразу догадался Глеб.

– Пожалуй, нет, – чуть задумавшись, ответил я. Теперь, зная, что Мила не живой человек, а всего лишь программа, я не смогу с ней общаться, как раньше. Мне это будет неинтересно.

– Вот и отлично, – кивнул Глеб.