Рекрут (СИ)

Поначалу не узнала брата. Желтая униформа с номером, названным Спектром и эмблемой тюрьмы Эмбер. Осунувшееся лицо, кровоподтеки на губах, уставшие глаза. Короткая стрижка. Лампа в камере, ярко освещала лицо и плечи, от этого казалось, что передо мной бюст изваяния, а не живой человек. Тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли.

— Стас, — прошептала я, а затем крикнула: — Стас!

Закрыла лицо. На глаза навернулись слезы. Брат казался измученным и растерянным, а я ничем не могла ему помочь.

— Цветана? Сестренка, как ты, родная?

— Все хорошо, — торопливо проговорила я.— Не имела сведений о тебе. Извещения тоже не было. Не знала что и думать… Как ты?

— Порядок, не переживай. К сожалению, в Эмбере не принято рассылать уведомления родным об арестантах. Вы все еще встречаешься с Кольтом?

Неужели его интересовало именно это? Я с трудом могла стоять, от нахлынувших эмоций, а его заботило: продолжаю поддерживать отношения с его другом или нет. Одернула себя. В вопросах Стаса была важная информация, и мне не стоило растекаться как соркитовое вино, от чувств. Собралась и, кивнув, сказала:

— Да. Мы все еще вместе, но боюсь, он скоро бросит меня. Неважно… Эта тюрьма… Как живешь там?

— Здесь вполне возможно обитать. Послушай меня, Цветик…

Стас подался немного вперед и страж резко его одернул. Заставил сесть, как раньше. По лицу брата растеклась боль и негодование.

— Стас!

— Все хорошо, милая. Цветик, я не знаю, как ты сумела связаться со мной, но догадываюсь. Ты все делаешь правильно. Я в тебя верю. Жаль застрял здесь надолго…

Брат покачал головой. Зажмурился. Возникла пауза. Время дорого и я проронила:

— Неважно, я хочу тебе сказать…

— Нет, Цветик, важно! Я жил неправильно, делал гадкие вещи. Много лет обманывал тех, кто доверял мне. Крал, юлил, пытался разбогатеть. Теперь я здесь. У тебя есть возможность избежать моей участи. Сделай все мыслимое, чтобы стать достойным гражданином Земли. Не отпускай Кольта, люби его. Найди себе новых друзей, чтобы отречься от прежнего бытия. Моя участь предрешена, и я могу только молиться за тебя.

Это были слова праведника постигшего истину. Восхитительная прочувствованная отповедь полная раскаянья и духовного возвышения. Хотелось проникнуться его словами. Отыскать в своей душе светлые чувства. Пойти в ту справедливую страну, в которую он звал. Да и ходить далеко не нужно, она есть внутри каждого, стоит разглядеть ее и принять…

Отлично! Братик развлекался. Стас играл роль мученика. Надо признать, у него прекрасно получалось. Оставалось поаплодировать, только мои гости не поймут. Хотя понимала, что раз Стас затеял представление, значит, пытался сказать, что-то важное. Хотелось крикнуть: «Разгадала твою шараду, прекращай спектакль»! Нельзя. Моя реакция важна, и сыграть ее необходимо эмоционально. Придется изображать из себя раскаивающуюся заблудшую душу, только публика неблагодарная федералы. Эх, Романов…

— Хорошо, — состроив печальную мину, прошептала я.

Всхлипнула, погладила экран и вытерла несуществующую слезу. А Стас продолжил постановку. В том, что это чистой воды импровизация не сомневалась, и вполне могла оценить красоту игры.

Стас закрыл глаза. Поза казалась напряженной, словно его что-то мучило. Сидел так не меньше десяти секунд. Потом запрокинул голову и яркий свет, пал на его черты. Губы родственника беззвучно зашевелились. Эффектно, ничего не скажешь. Развлек, братик, тронул!

Почувствовала на себе чей-то взгляд. Скосила глаза на Спектра. Он ловил каждый мой жест. Ощутила опасность. Нельзя было допустить, чтобы кто-то догадался, что Стас ломал комедию. Я, словно спохватившись, произнесла:

— Я стала наемником. Отслужу в Федеральной службе и выполню свой долг перед страной. Мы очистимся оба и встретимся через два года. Прощай.

Стас остался сидеть в той же позе, но знала, он понял, мои слова правильно: не забыла, приду за ним. Экран потух, видимо время вышло. Вздохнула и отдала сортфон Яну. Он сложил его, убрал в нагрудный карман. Уставилась на собственные ботинки и вздохнула. Вероятно, комедиантство у нас в крови и я будто приняла эстафету от брата. Моя роль называлась: раскаянье велико, позвольте насладиться. Не дали. Только закрыла лицо, решив изобразить плач, даже плечиками подергала, для пущей убедительности, как меня спросили:

— Сколько вам нужно времени на сборы?

Одернула руки и шмыгнула носом. Спектр сверлил меня взглядом. В глазах отразилась досада вперемешку с раздражением. Вероятно, как и все мужчины синеокий не переносил женских слез. Или понял, что его дурили? Нужно проверить…