И словно этой ошеломляющей новости было мало, в этот самый момент в двери моих покоев снова постучали.
— Да кого это принесла нелёгкая?! — возмутилась я, распахивая дверь нараспашку. И тут же замолчала, потрясённо глядя на ректора Академии Белого Феникса.
— Лилиан, — первым отмер Эдмонд. — Я был бы признателен вам, если бы вы позволили нам с госпожой Хранителем поговорить наедине.
— Конечно, конечно, — не скрывая довольной улыбки ответила завхоз, мгновенно испаряясь из моих покоев. А я всё стояла и хлопала ресницами, не понимая, почему мои глаза меня обманывают. Ведь не мог же Эдмонд, тот самый упёртый хам с шорами на глазах, о котором мы только что говорили, на самом деле стоять сейчас напротив меня с букетом каких-то волшебных красных цветов за спиной и бесконечным раскаянием в серых глазах, с явным намерением извиниться передо мной?
Я молчала.
Эдмонд молчал.
В гостиной повисла неловкая пауза, которую срочно надо было чем-то заполнить, и я сказала первое, что пришло в голову:
— У нас почти не осталось пирога, потому что я дала Снежианне два больших куска для вас.
— Я могу войти, госпожа Хранитель?
Боже мой, неужели он просит? ПРОСИТ? Нет, даже не так: Эдмонд, хам и резкий наглец, смиренно спрашивает моего разрешения, чтобы просто войти?
Что же будет дальше? Случится потоп, землетрясение, цунами? Или в академическом парке вымрут все мухоловки?
— Конечно, вы можете войти, — вслух я решила не провоцировать и послушать, что господин товарищ ректор имеет мне сказать. — Я велю принести ещё чаю.
— Спасибо, после.
Он замешкался, но вошёл и, словно вспомнив, протянул мне букет. Цветы были очень красивые — не то розы, не то астры, алые, как кровь, и источавшие почти видимую магию в виде необычного запаха. Он вызвал у меня совершенно определённые чувства: по гостиной разлился ощутимый аромат вины и раскаяния. Какая милая магия, теперь можно точно сказать, что язык цветов существует!
— Благодарю вас, — я прижалась щекой к нежным бархатным лепесткам, готовая разрыдаться от умиления. Эдмонд кивнул и сказал:
— Алёна, вы были правы. Я просто зашоренный дурак!
— Это ещё мягко сказано, — пробормотала я.
— Да, согласен. Я идиот, кретин, глупец и болван.
— А вот это уже ближе к истине.
С улыбкой я пригласила его сесть на диван и взглядом поискала вазу для цветов. Не глядя, Эдмонд протянул руку в сторону, пошарил в воздухе, и в его ладони материализовался длинный, узкий и, по всей видимости, тяжёлый сосуд, полный воды. Но я уже израсходовала всё своё восхищение на аромат, который показывал чувства дарящего, поэтому просто отметила дальней частью мозга факт доставания предмета из ниоткуда.
Поставив цветы в вазу, я устроила её между чашек и блюдец на столе и повернулась к Эдмонду:
— Я поняла ваш посыл, господин ректор, а теперь можете немного развить свою мысль?
— Вы предложили представить Риеллу перед СПРАВЕДЛИВЫМ СУДОМ, и я созвал его. Моя бывшая жена шла на СУД с такой уверенностью, что мне даже было немного стыдно. Однако...
Он замолчал, и на его лице отразились противоречивые эмоции. Я даже замерла. Нет, совершенно ясно, что Риелле крышка и пифии сошлись во мнении, что она эгоистичная дрянь, но мне нужны были подробности. Поэтому я приготовилась терпеливо ждать, когда Эдмонд отмёрзнет.
Он вздохнул и выдал:
— Я был слеп. С большим удовольствием сказал бы, что меня околдовали, опоили приворотным зельем или обманули, но это не так.
— Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад, — процитировала я вполголоса своего любимого поэта, протянув руку за чашкой, в которой ещё оставался недопитый чай. Эдмонд взглянул на меня удивлённо:
— Как точно подмечено, Алёна. Это ваши строки?
— Что вы! Это стихотворение одного из величайших поэтов моего мира, — улыбнулась я. — Так что сказали пифии?
— Пифии, да... Они полностью подтвердили то, в чём вы с моей матушкой обвинили Риеллу. Эта кошка... Эта тварь! Она действительно собиралась отравить Снежианну, чтобы получить её долю наследства предков!
Со вздохом я сказала:
— Я рада, что у вас наконец открылись глаза, Эдмонд. Мне слишком дорога ваша маленькая девочка, я люблю её всем сердцем и буду защищать ото всех.
Помолчав, добавила:
— Даже от вас, если потребуется.
— Я никогда не причиню зла Снежианне, — удивлённо ответил ректор, а потом нахмурил брови и спросил, опустив взгляд: — А я? Могу ли я рассчитывать на ваше... вашу... на то, что вы всё ещё испытываете ко мне некую привязанность?
Да.
С определением, данным Эдмондом самому себе в начале визита, я совершенно согласна. Вот уж точно идиот, кретин, глупец и болван!
Ну как можно было не понять по моему взгляду, что я невозможно, абсолютно бесповоротно влюблена в этого мужчину? Хотя чего это я, Эдмонд убийцу родной дочери перед носом проморгал, куда ему заметить истинные чувства женщины.
Отогнав дурные мысли, я улыбнулась ректору и кивнула. Играть в «догадайся сам» с этим мужчиной чревато неожиданными последствиями.