Ректор и 13-я студентка Глазовской Академии магии. Книга 2 (СИ)

Достала маячок, сплела «Нить Ариадны» (этому заклинанию Андрей обучил в первую очередь перед тем, как началась ее подготовка к Миру лабиринтов), привязала ее к двери Академии и стала проворно пробираться среди дверей. Проворно и осторожно, потому что стоило задеть одну из них, как та сразу распахивалась и затягивала в себя.

Часть дверей лежала прямо на земле. Другие были повернуты или стояли таким странным образом, что казалось, что гравитация на них не действует. И обойти по краю этот лес дверей не представлялось возможным. Двери были повсюду, куда смотрел глаз, некоторые стояли на берегу Чепцы, а часть даже были наполовину в воде.

Мира сильно петляла, обходя препятствия и стараясь ничего не задеть. Вероятно, поэтому мир и назывался Миром лабиринтов, потому что несколько раз она попадала в своего рода карман или тупик, где двери стояли кругом по четыре или шесть штук. Тогда приходилось возвращаться обратно и обходить тупик.

Наконец, ведомая в равной степени предчувствием и маячком, она остановилась перед знакомой дверью. Точно такая же вела в ее старую квартиру в многоэтажке по улице Чепецкой. Почему в эту квартиру, а не в домик в Предгорье? Только взялась за ручку, как дверь распахнулась сама собой и стала затягивать. Но девушка успела удлинить заклинание-нить, привязала его к двери. И только после позволила втянуть себя в квартиру.

Так и есть - её старая квартира. Из той, откуда Медведь помог ей принести вещи, когда Рихтер убедил, что магия в качестве платы за дар отнимет прежнюю жизнь Миры, а ее жилище стало стирать следы присутствия в нем своей хозяйки.

- Мила, - раздался голос в глубине квартиры, - ты не знаешь, где мои инструменты?

Это папа – голос его. И маму только он так называл, сокращая ее имя Людмила.

Мира осторожно прошла внутрь. Кроме голоса отца, больше ничего не было слышно: ни голоса мамы, ни голоса другой Миры.

Когда девушка вошла в комнату, откуда доносились звуки, то застыла.

Мама сидела в кресле у окна, смотрела куда-то в окно на серый пейзаж. Такой она становилась все чаще перед смертью, когда утрачивала всякую связь с реальностью.

Отец же, напротив, что-то делал на столе, на котором были разложены бумага, карандаши, карты, книги.

Но больше всего девушку поразило то, что сквозь маму, сквозь ее тело, было видно улицу за окном, голые деревья, как будто мама была голограммой или иллюзией. Но отец был из плоти и крови.

- Папа, - позвала Мира.

Тот обернулся. Постарел, в ее детских воспоминаниях он был молодой. Сейчас походил на отца из Мира наоборот, только в Мире наоборот он был веселый, с морщинками около глаз от постоянной улыбки, а этот, настоящий, с напряженным лицом.

- Кто вы? – удивился он.

- Я Мира, папа, - больше говорить не могла, заплакала. Собраться! Не время!

- Мира? – удивился он. – Как ты?..

- Я выросла, папа. Со времени пожара в Предгорье не видела тебя.

И тут ее обняли.

- Птичка моя, узнаю эти глаза, - говорил отец, а Мира только утирала слезы. – Как же я виноват перед тобой. Сколько же лет я тут  провел…

- Нам нужно уходить, - заявила она и потянула его за руку. Живой и теплый. Не иллюзия. Нашла!

На руке зажужжало. Андрей дал ей часы, которые вибрировали каждые десять минут. Прошла уже половина отведенного на этот мир времени.

- Да, да… - немного растерялся он. – Только Милу растормошу, а то она какая-то вялая.

- Ты все время пытаешься это сделать?

- Да, только она не просыпается.

Мира собрала половину жизненных сил, чтобы произнести следующую фразу.

- Папа, мама умерла.

Отец застыл на месте.

- Нет же. Вот она сидит, - возмутился он.

- Мама умерла несколько лет назад. Она часто сидела так же у окна, пока совсем не угасла.

- Нет, дорогая. Мама жива.

- Её в нашем мире нет. А этот мир создал иллюзию, которая удерживает тебя здесь.

Подошла и провела рукой, которая прошла сквозь тело матери. Могла бы и рассеять иллюзию, Изольда Дмитриевна этому обучила, но папе нужно было осознать.

- Попрощайся с ней и уходим. У нас очень мало времени, - напомнила Мира.

А сама так и готова была сесть на пол и разреветься. Если бы она не познала любви мужчины, то эта сцена не казалось бы ей такой чудовищной. Муж должен отпустить жену и примириться с ее смертью. На мгновение представила себя и Андрея при похожих обстоятельствах, сердце больно сжалось. Нет! Собраться!

Папа сел перед мамой, положил голову ей на колени и замер так. Вот почему он верил, что женщина у окна его жена – для него в этом мире Мила была настоящей, живой, он не видел ее, как Мира, полупрозрачной.

Прошло еще десять минут.

- Папа, - позвала девушка.

- Идем, птичка, - он поднялся.

- Ты приносил в этот мир что-нибудь, чтобы спрятать?

- Я не помню, - растерялся он. – Плохо помню, что было до этого мира.

И не удивительно. Но девушка не чувствовала тут ничего, что было бы связано с ее отцом. Ничего страшного: она приведет его самого, а это лучше любых записей. Взяла его за руку и повела, потянув за «Нить Ариадны». Как только они вышли в дверь, та упала на землю и раскрошилась.