Ректор по семейным обстоятельствам

— Отчего же? — улыбнулась я, удивляясь самой себе. Вроде бы я никогда не отличалась жеманством. Что мешает выпить хорошего вина в замечательной компании? Но некая зудящая на грани сознания мысль не давала мне осушить бокал. Что-то я собиралась сделать. Но что?! Кажется, именно выпить… Нет… Другое… У входа суетились какие-то люди, забеспокоились гости, а мое склерозное высочество все никак не могло вспомнить, что же такое должно вытворить.

Затор у двери рассосался, и на весь зал прогремел грубый голос с жестким чернакским акцентом:

— Лер Наяр! От имени правителя Черного континента я обвиняю вас в государственной измене!

К потолку понеслось дружное «Ах!», и все, как по команде, уставились на моего кавалера.

— Выпейте же, Аленна, — не обращая внимания на новое действующее лицо, прошептал Наяр, склоняясь ко мне еще ближе. — Заговоры и убийцы могут подождать. Неужели я не заслужил хоть немного счастья?

Его шепот был нежнее шелка, волосы мягко щекотали щеку, запах сводил с ума, но в глазах мелькнула нешуточная злость. И я вдруг поняла, что Никс никогда не смотрел на меня с такой ненавистью. Даже когда ругал заносчивую принцессу во дворе Академии стихий. Никс вообще ни на кого не смотрел так… «Его парфюм. Он подавляет волю. А в моем вине наверняка что-то куда более мощное», — догадалась, наконец, я, и одновременно пришло понимание, что громогласный незнакомец как-то связан с действиями Никса.

Ладонь скользнула к поясу, а затем над чужим бокалом. Наяр, пристально глядя мне в глаза, этого не заметил.

— Я жду только вас, — шепнуло мое с трудом превозмогающее действие наркотического аромата высочество.

— За вас, ваше высочество, — выдохнул чернак.

«За тебя, Никс», — подумала я, и мы одновременно осушили бокалы.

Все это долгоописываемое действо не заняло и тридцати секунд. Па еще поднимался на ноги после громового возгласа нового гостя, а я уже опускала мгновенно потяжелевшую руку с опустевшим хрусталем.

— Правитель Наяр, — царственный родитель пристально смотрел на моего кавалера, — как вы объясните притязания этих леров?

— Ложью и попыткой переворота, — спокойно отозвался Наяр. — Они будут арестованы, и я разберусь с ними позже. Зачем портить такой замечательный праздник? Тем более, что у меня тоже есть небольшое сообщение.

Его слова доносились до моего одурманенного высочества, как сквозь вату. Тело налилось свинцовой усталостью. Хотелось сесть и отдохнуть. Но Наяр, цепко ухватив меня под локоть, потащил к возвышению, где стоял Па.

— Скажешь, что почувствовала во мне истинную пару и хочешь выйти за меня замуж, — прошипел чернак, не меняя, впрочем, нежного выражения лица. Со стороны, наверное, казалось, что он шепчет мне на ушко милые нежности.

— Да, — ляпнул мой язык.

«Нет!» — панически забилось в голове.

«А почему, собственно, „нет“? — лениво подумала я. — Почему бы не сделать приятное хорошему человеку? И вообще, чем я не правительница Черного континента? А Никс пусть целуется со своей гордостью дальше!»

Но почти забытое за последние минуты имя внезапно всколыхнуло остатки воли. Никс! Я попыталась вызвать в памяти его образ. Мысли повиновались неохотно. Лицо, которое еще недавно я помнила до последней черточки, было словно подернуто серым маревом. Зачем он мне? У меня есть Наяр, останусь с ним…

Противиться этому желанию оказалось физически больно, словно я пыталась прорваться сквозь неимоверно прочную паутину. «Никс. Никс…» — твердило мое с трудом удерживающее власть над собственным телом и мыслями высочество. И это помогало. Когда мы поднялись на возвышение у трона, Наяр, даже не удостоив кивком прожигавшего его ненавидящим взглядом незнакомого чернака, сразу обратился к моему царственному папеньке:

— Моя встреча с Аленной оказалась подарком Создателей. Но пусть она сама вам об этом скажет.

— Ваше величество, — начала я, с трудом выталкивая похожие на битое стекло слова из непослушного горла, — скажите, как вас зовут?

— Ордомаст! — громко ответил правитель Черного континента, заставив вытаращиться не только моего Па, но и чернака-обвинителя. Впрочем, и сам лже-Наяр оторопел от собственной откровенности.

— А сколько вам лет? — продолжила я, хотя зелье подчинения, подмешанное мне мерзавцем, рвало внутренности ржавыми крючьями. Но это уже была просто боль. С болью я умела справляться.

— Одна тысяча сто сорок семь, — четко ответил чернак и зажал себе рот рукой.

В гнетущей тишине, воцарившейся в зале приемов, серебряным колокольчиком прозвенел заливистый смех.

— Зелье правды! — хохотала Ниса. — Оно таки у тебя было!