Дерево закивало, так старательно, что даже расцарапало Альберто шею, а потом вдруг умолкло. Он обернулся и увидел перед собой абсолютно обыкновенное растение, дерево как дерево, совсем не говорящее, не ходящее, уж точно не способное задушить кого-то или сломать человеку кости.
Ди Руаз вздохнул. Всё это не вызывало у него должного позитива. Поведение растения вызывало не самые приятные вопросы, на которые вряд ли кто-то в своём уме мог бы дать лёгкие ответы. Альберто же хотелось избавиться от этой академии, спихнуть её на голову кому-то другому, и только. Жаль, что реализовать это было отнюдь не просто.
Он стряхнул с плеча невидимые пылинки, пытаясь избавиться от ощущения прикосновения чего-то постороннего и противоестественного. Всё же, контактировать с живым деревом было отнюдь не так приятно, как мог подумать кто-нибудь посторонний.
Михаэль этот, например, будь он неладен! И чего он лезет к Нериссе? Ещё и сегодня…
Альберто едва не стошнило от мысли, что кто-то, а не он, будет прикасаться к Крессман. Целовать её или ещё что-нибудь похуже… Ему хотелось прижать девушку к себе, заключить её в объятия, а Михаэля этого сжечь на костре. Вот из этого самого дерева костёр сделать — и сжечь!
Ди Руаз почувствовал, как просыпается магия. Он всегда реагировал на собственное дурное настроение не самым лучшим образом — то огонь на пальцах вспыхнет, то ещё какая-то гадость. Вот и сейчас заставил себя сжать руки в кулаки, прищурился, преодолевая желание кого-нибудь уничтожить.
Впрочем, стоило только поднять взгляд, как Альберто сразу понял — можно и не сдерживаться.
…Прямо на него шли Элья и Дрогар. Шли обыкновенным прогулочным шагом, переглядывались, переговаривались и со стороны казались пристойной супружеской парой. Вот только, если присмотреться, можно было заметить, как между ними искрилось дикое напряжение, словно муж и жена с удовольствием уничтожили бы друг друга, если б только им кто дал волю. Эти взгляды, эти сжатые зубы! Порой и Альберто с Нериссой так переглядывались, вот только почти сразу их немая перепалка переходила в словесную. Элья и Дрогар же копили в себе ненависть и гнев, чтобы выплеснуть его потом скопом, сконцентрированный, дикий, наполненный неподдельной эмоцией.
Альберто не представлял себе, как можно жить, искренне ненавидя друг друга. Самое смешное, что между этими двоими было и что-то хорошее, пока они не поженились. Может быть, если б Нерисса сказала "да", то они сейчас тоже так жили?
Лучше б так, впрочем, чем представлять любимую женщину в руках постороннего мужчины, ещё и совершенно её недостойного, и мысленно желать этому постороннему самой жестокой смерти. И ведь Альберто мог зайти к ним на огонёк и смерть эту безотлагательно обеспечить.
Так и сделает! Лучше желать о содеянном, чем о том, чего не совершил. Придушит Михаэля, скажет Нериссе, что её любит… Или не скажет.
Можно, конечно, проще — сначала сказать, потом дождаться реакции, а потом уже душить, — но Альберто почему-то сомневался, что решится признаться девушке в любви.
— Ну-ка стоять! — он решил, что выгонит из головы мысли о Нериссе работой. — Гуляете? А работать кто будет?
Дрогар тут же нахохлился, собираясь отстаивать право на лень, Элья покраснела, хотя это было нехарактерно для эльфиек, и вперила взгляд в землю под ногами.
— Я говорил, — с угрозой протянул Альберто, — что вышвырну вас прочь из Академии, если не исправитесь? Обещал, что избавлюсь от вас, если будете приносить проблемы? У нас комиссия на носу, а обитатели Змеиного Замка, вместо того, чтобы заниматься делом, отдыхают!
— Говорил… — покачал головой орк. — Но ведь!…
— Никаких но. У вас два варианта, — он решил воспользоваться стандартным методом шантажа. — Либо вы собираете свои вещи и убираетесь к эльфам в лес, либо… — Альберто таинственно усмехнулся. — Либо выполняете моё задание — и тогда остаётесь здесь.
Кажется, Элья не испугалась. Угроза для неё была не страшнее пустого звука. Подумаешь, сказал, что накажет? Все обещают, а вот в исполнение приводят единицы.
— Мы можем уехать, — протянула она, — отсюда хоть сегодня. И поедем, куда глаза глядят!
Но Альберто, вопреки обыкновению, не стал повышать голос, зная, что крик всё равно не приносит желанный эффект. Он, напротив, заговорил ещё тише, чем-то наследуя вязкий, вытесняющий все иные мысли из головы тон дерева.