Реквием

Теперь они били ее по лицу, рвали на части, насиловали по очереди и одновременно, снимая на сотовые телефоны… Она плакала и кричала, а парень на веревках, сорвав горло мольбами и проклятиями, наконец-то затих, зажмурившись, стиснув челюсти.

— Эй, Рустам, смотри, что я нашел, а? Как тебе? Надо будет поиграть.

Парень, который смотрел в сотовый Ахмеда, заржал.*1

— Поиграем, Ахмед. Бакиру понравится твоя идея. Только откуда почерпнул потом укажи, а то авторские права и все такое…

Теперь они ржали оба под стоны девчонки и грязные ругательства мужчин.

— А то. Авторские права — это крутое преступление. Вот я бы, Рустам, обиделся, если бы кто-то это шоу, — он кивнул на девчонку, — себе присвоил.

— Так ты подпись оставь, Ахмед. Глянь, а мразь на твой шедевр не смотрит.

Ахмед сунул сотовый в карман и подошел к Костяну, потянул за волосы, заставляя поднять голову.

— Ребята, дайте-ка горючего, у нас тут двигатель заглох.

Ему подали бутылку дешевой водки и тот насильно влил парню в горло так много, что тот начал задыхаться и кашлять. Ахмед зажал ему рот пятерней.

— Глотай. Не смей блевать — сожрать заставлю. Ты смотри, Костя, — дернул снова за чуб, — ей нравится. Тебе хорошо видно, как они долбят ее в обе дырки, а как она глотает, ты видишь? Готов поспорить, что у тебя она не глотала. А ты знаешь, она пару раз кончила, — парень снова заплакал, — не то чтобы хотела, но бабская физиология — такая штука, когда им натираешь одно заветное местечко, они кончают. Текут и кончают… Может, она у тебя кайфует от боли, а, Костя? Плачешь, родной? И я плакал, когда Камрана хоронил. И мама моя плакала, и отец. А соска твоя уже не плачет… видишь, она полудохлая? Как думаешь, мы ей все там порвали, или после нас можно еще пользовать? Только детей у нее не будет, наверное, Костя.

Парень заскулил, как собака. Таким тонким голосом, переходящим в высокочастотный писк. Пока Ахмед не ударил его по лицу кулаком. Тряхнул рукой.

— Заткнись, мразь.

Вакханалия длилась бесконечно, сопровождаемая визгом и рыданиями, стонами насильников и похотливыми окриками, шлепками, матами. Девчонку рвало на бетонный пол подвала, шаталась на четвереньках, и пыталась уползти к двери, когда они менялись и у нее появлялась небольшая передышка. Но ее догоняли и продолжали насиловать под смех и улюлюканье, под рыдания Костяна и всхлипывания самой жертвы. Она уже не кричала и не сопротивлялась.

— Оно стоило того, а, Костя? Стоило десяти кусков баксов, которые ты получил от меня и не вернул? Ее развороченное тело и твои воспоминания о том, как мы натягивали ее при тебе? — Ахмед стоял сзади, удерживая парня за волосы. — Не будешь смотреть — я перережу ей глотку.

Когда с ней закончили, Ахмед подошел к девушке, сидящей на полу и раскачивающейся из стороны в сторону, присел на корточки, погладил по голове и снова достал шприц, нежно взял тонкую руку и резко вогнал в вену иглу, та даже не отреагировала.

— Анестезия, милая. Сейчас станет ооооочень хорошо, Ахмед всегда правду говорит, и ты все забудешь. Больно больше не будет. Тебе. Теперь его очередь. Унесите ее.

Когда девчонку унесли, Ахмед снова обошел Костяна со всех сторон:

— Я посажу ее на героин, и она будет отрабатывать в одном из моих борделей. С ней меня не вставило… Скучно, пресно и кричит она тихо, у меня упал, жалость она вызывает. Не люблю, когда их жалко. Снимите его оттуда, поставьте раком. Мы будем трахать тебя, Костя. Опускать. Больно, жестко… но кто знает, а вдруг тебе понравится.

Парня отвязали и повалили на пол, он яростно сопротивлялся, рычал и выл, пока с него стягивали штаны и били ногами по ребрам, ставили на четвереньки. Он снова заорал, когда Ахмед ударил его по ягодицам, а потом расстегнул ширинку, снимая все на сотовый и пристраиваясь к парню сзади.

— Так ты девственник, Костя, или нет?

После дикого вопля, от которого все поморщились, Ахмед потянул парня за волосы и закатив глаза, как от кайфа, прошептал нараспев.

— Уже нет, дорогой…

После Нармузинов стоял у ржавой раковины, обмываясь, ругаясь на своем языке и вытираясь полотенцем, которое ему поднес один из его людей. По подвалу все еще разносились вопли Костяна.

— А этот хорошо кричит. Мне нравится.

Зазвонил сотовый и Ахмед, достав смартфон из кармана пиджака, вышел на улицу, застегивая на ходу ширинку. Рустам накинул ему на плечи плащ и раскрыл над головой зонт.

— Да. Что слышно у нас? Неужели? Я дал достаточно времени. Мне горит, Олег Дмитриевич. Мне сильно горит. Пару недель даю. Не больше. А меня не е***т, как ты это сделаешь, дорогой. Твои проблемы… Не зли меня. По миру пущу, ты знаешь. Ахмед очень не любит ждать, а ты мне задолжал время, самое ценное в этом долбаном мире.

Выключил сотовый и вернулся в подвал, брезгливо скривился, переступая через ноги жертвы. Парень валялся на полу, со спущенными штанами, исторгая на пол содержимое желудка, вытирая рот тыльной стороной ладони. Ахмед присел на корточки и приподнял парня за волосы: