Реквием

– Вспомнила достопамятные времена. Да, крепко меня стреножили в детстве. Не давали спуску. В школе я была на высоте, а дома уменьшалась до размера бесприютного щенка. Я и теперь иногда, как прежде, чувствую себя в смирительной рубашке.

– А у меня не было сдерживающих факторов и тормозов.

– Ты была предоставлена самой себе.

– И вроде бы необузданностью темперамента не отличалась. Скорее невоспитанностью. Повинуясь некоему внезапному импульсу, могла «выдать на-гора» что угодно и кому угодно. Открыто выказывала свою неприязнь. Была суматошной, бестолковой. Меня обуревало нетерпеливое желание всем доказать свою самостоятельность.

Инна вдруг прыснула в ладони:

– Ты хоть помнишь, что означало в нашем детстве словцо «срака»?

– Что-то крутится в голове… Нет, не знаю.

– Задница. От чего оно производное уже догадалась? А не помнишь, потому что сама не употребляла. Я же его куда надо и не надо совала. Еще слово котях. Туалетные мотивы. Держалась красивой легенды, что я смелая, раз такое могу сказать. Вот дура была! Не прижились в современной жизни многие словечки из нашей юности. Помнишь: маруха, лабать.

– И не надо.

– Мать жучила меня по всякому поводу и без повода, да что толку. Следовать ее советам не было моим правилом. И усердием я не отличалась. Она злилась, мол, чем только твоя голова забита. Естественно, что устраивала разнос или охаживала хворостиной. Было бы за что! Ладно бы я сподличала или еще чего выкинула в том же духе, а то ведь часто просто под горячую руку попадала. Но больше всего я ненавидела жалостливые, но не очень искренние взгляды некоторых соседок. Помнишь Михайловну? Ох уж это мне пресловутое воспитание! Только недолго я позволяла себя хлестать!

– И это при ангельском личике! Неожиданная несовместимость поведения и внешности. Для меня самым чудовищным наказанием было, если не пускали в кино. Трагедия!

– Для меня тоже. Помню, твоя бабушка моей матери с усталой укоризной говорила: «К слову пришлось, вот девчонка и высказалась. Может, по делу? Не просто на чужих замахивалась, себя защищала. Разве всегда молчать лучше?»

– Оставаться безучастной она не могла, если ребенка стегают. Да и не в деревенских это обычаях. Трудно нам давались хитросплетения взрослой жизни!

– Еще твоя бабушка говорила: «Мария, повремени с приговором. Попробуй разобраться и определиться, на чьей она стороне, а потом уж наказывай или, напротив, возникай по отношению к взрослым, им претензии предъявляй. Сначала пожалей, отогрей, потом уж поругай». Она всегда старалась сказать что-то хорошее, доброе в защиту даже зарвавшегося ребенка.

А иной раз так впечатает! У нее, брат ты мой, не забалуешь. Но даже ирония и едкость у нее были талантливые и с долей юмора. Я любила твою бабушку за неисчерпаемую доброту и справедливость. И даже за неназойливую опеку. И побаивалась. Она не добилась моего полного послушания, не заставила себе повиноваться без понуканий, но завоевала мою любовь. Я до нее понятия не имела о достоинстве, об уважении к ребенку. Я вытворяла черт знает что, делала массу всяких глупостей, но один на один – благодаря ей и тебе – могла жестко отхлестать себя словами.

– Ты умела себя защитить от взрослых, а я не могла на зло отвечать злом, просто старалась не иметь с плохими людьми никаких дел, близко их к себе не допускать.

– При всей нежности и неуверенности ты никого не сдавала ни дома, ни в школе, ни на улице.

– Детдомовская закалка. Мне нравилось, что в нашей школе учителя не устраивали дознаний, не требовали выдать зачинщиков.

– Был один случай. Помню неловкое молчание, опущенные в парты глаза, красные от стыда уши учеников.

– Стыд за учительницу. Она это тоже поняла. Сашка тогда сам признался, что толкнул Кольку, и они вместе ремонтировали поврежденную стену: шпаклевали, красили. Как сейчас помню светло апельсиновый цвет стен нашего класса вместо традиционного темно-зеленого.

– А помнишь, как учительница застукала наших ребят за курением? Из любопытства пробовали. Мне тоже очень хотелось. Мне кажется, сигареты – больший наркотик, чем вино. Вино со студенчества мы традиционно по праздникам употребляли, но в промежутках не тянуло выпивать, а к курению быстро привыкали, и даже запах рядом курящих возбуждал и провоцировал хвататься за сигареты.

– Но девушки, не в пример парням, выходя замуж, быстро бросали дурную привычку, – заметила Лена.

Долго еще одаривали подруги друг дружку теплыми воспоминаниями детства. И все же притомились и замолчали.

– …Знаешь, Лена, что меня удивляло, когда я училась в городской школе? Если дети из простой семьи опаздывали на уроки, то они ждали ребенка высокопоставленных родителей, и вместе с ним переступали порог класса. Тогда им не влетало. А в деревне всё наоборот было: если виноватым оказывался ребенок учителя или начальника, ему устраивали показательную выволочку, мол, позоришь родителей, дурной пример остальным детям подаешь. И дома ему добавляли, еще круче всыпали. В деревне уважали отличников, а в городе относились настороженно и даже презирали.