Реквием

Уилл ответил не сразу, удивленный и самим вопросом, и суровостью, прозвучавшей в нем.

— Ты сомневаешься в моей верности?

— Ты мне верен, Кемпбелл, я не сомневаюсь. Ты доказал это не раз. Но Темплу ты служил много дольше, чем мне. Я бы понял тебя, если бы ты отказался сражаться против ордена, которому присягнул на верность.

Уилл задумался. Перед ним возникло высокомерное лицо Эдуарда, и он ощутил в себе лишь нарастающее нетерпение встретиться с ним на поле битвы. И больше ничего.

Он отрицательно покачал головой:

— Я останусь верен тебе, которому не присягал.

Прицепторий Темпла в Листоне, Шотландия 21 июля 1298 года от Р.Х.

Эдуард закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Потная шелковая рубашка прилипла к спине. Из распахнутого окна веяло жаром как от очага. За стенами прицептория расположился лагерь английского войска. Его монотонный гул перебивали звуки арфы. Музыка, призванная успокоить короля, наоборот, раздражала его своей назойливостью.

Он поднялся с постели.

— Довольно.

Музыка стихла.

Приблизился паж с кубком вина.

— Выпьете, милорд?

Эдуард глотнул и поморщился.

— Да оно горячее.

— Извините, милорд. Бочки долго стояли на солнце.

Он швырнул кубок, облив стену и другого пажа.

— Убирайтесь с моих глаз!

Пажей не требовалось подгонять. Они исчезли, оставив короля мерить шагами покои. На душу давила тяжесть. Тревоги толпились, налезая одна на другую, мешая ясно мыслить. Он не понимал, как это получилось. Ведь всего месяц назад все складывалось так удачно.

Посланные по всей стране глашатаи и священники в церквях создали ему поддержку народа, объявив войну почти священной. Эдуард собрал пеших воинов и лучников из Уэльса и Ирландии, призвал конников и арбалетчиков из Гасконии, поднял на ноги всех вассалов, а церковники тем временем приводили его подданных в состояние неистовой ненависти. По всему королевству была послана весть о злодействах Уоллеса и его разбойников, о том, что шотландцы людоеды, что они разоряли английскую землю, пожирали младенцев, насиловали монахинь, жестоко и бессмысленно убивали священников. Когда Эдуард с войском выступил в поход, за него молилась вся Англия. Его призывали сокрушить ненавистных шотландцев, отомстить за зверства в Нортумберленде и Камбрии, убить монстра Уоллеса и его злобных пособников.

Они двинулись к Эдинбургу, единственному из замков, устоявшему против шотландских бунтовщиков. Но утолить жажду мести, навести ужас на население и разграбить города не получилось. Земля, куда бы они ни ступали, лежала брошенной. Вначале это короля удивляло. Но шли дни, нещадно палило солнце, накапливалась усталость после долгих утомительных переходов. И он потерял покой.

На всем пути от Роксбурга до листонского прицептория тамплиеров они не встретили ни одного человека. Во всех деревнях дома стояли пустые с распахнутыми настежь дверями. Английские воины заходили, пинали мебель, переворачивали бочки, открывали шкафы и, не найдя ничего ценного, двигались дальше месить кольчужными сапогами пыль на полях, где, на сколько хватал глаз, цвели оранжево-красные маки. Губы трескались, кровоточили, доспехи натирали кожу, на ногах вспухали мозоли. Рацион становился все скуднее, а потом еда и вовсе закончилась. Иногда лучникам удавалось подстрелить круживших над падалью ворон, и немногие счастливчики тайком делили между собой горькое мясо. Но большинство воинов засыпали с пустыми желудками и просыпались с мыслями о еде.

И никто не знал, где находится враг. Лазутчики возвращались ни с чем. В Лейт должны были прибыть корабли с продовольствием, но, когда войско достигло Эдинбурга, пристань оказалась пуста. Потом пришла весть, что корабли из-за шторма повернули назад. В войске Эдуарда назревал голод. На следующий день в порт причалило три рыбацких баркаса. Но там оказалось всего нескольких мешков пшеницы, которая пошла командирам и королевской гвардии. Остальной груз составляли бочонки с вином. На пути в Листон в войске начались болезни. Уэльсцы и ирландцы, самые выносливые, которым прежде хватало даже скуднейшего рациона, начали есть траву и древесную кору. Король повелел Энтони Беку взять два замка, расположенных поблизости, но прошла почти неделя, а от епископа не было никаких вестей.

Эдуард устало опустился на кровать. Ее привезли с обозом из его резиденции в Йорке и теперь поставили здесь, в замке тамплиеров. Кошмарная весть о поражении у Стирлинга дошла до Фландрии лишь через месяц. Он еще не оправился от потрясения. Такого никто не ожидал.