Реквием души

Сквозь сетку я мог разглядеть на Айви купленное платье лишь мельком. Черное кружево облегало ее фигуру, словно было сшито специально для нее. Пальцы зудели, поскольку мне очень хотелось потрогать кожу под тканью. Схватить, сдавить и заявить права на ее нетронутую красоту. Глаза давали недостаточный обзор, и я поймал себя на том, что склонился вперед, испытывая жажду увидеть больше. В ту же секунду я остановился, приходя в себя.

Какой же опасной могла быть Айви.

Эта угрожающая жажда, заструившаяся по моим венам, показалась мне незнакомой, и я попытался отогнать ее. Четыре года я не чувствовал под собой тепла женского тела, а это долгий срок. Вполне естественно, что я захотел попробовать то, что принадлежало мне. Эта версия имела бы смысл, если бы я хотел лишь попробовать Айви. Однако внутри бушевала всепоглощающая потребность. Она никогда не должна узнать настоящую силу этого желания. Мне следовало держать себя в руках.

Похоже, Айви не замечала моего присутствия, склонив голову и шепча слова молитвы. Просьбы, которые Бог, каким бы могущественным он ни был, исполнить не сможет. Я мог лишь догадываться, что про меня думала невеста.

Воображала ли она, каково будет чувствовать прикосновения моих пальцев к коже? Преследовали ли Айви видения, как я раздвигал ее бедра и заявлял права на сладостную плоть?

Наверное, нет. Если она умна, то даже не думала о том, что с ней могло сотворить чудовище вроде меня. Дальнейшую судьбу будет пережить куда легче без ярких пятен ужасов, рожденных ее собственным воображением, поскольку Айви сейчас ничем не помогло бы беспокойство.

Я верил, что она уже приняла начертанное ей будущее. Айви невидяще уставилась на деревянную панель перед собой. Она сидела так тихо и со столь отстраненным выражением, что передо мной с тем же успехом могло быть зеркало. А спустя мгновение Айви вдруг прерывисто вздохнула и поднесла дрожащую руку к губам. Ее плечи дрожали от тяжести навалившегося отчаяния, но Айви отказывалась лить слезы. Она оказалась сильнее, чем я полагал. Я мог бы найти вечное очарование в ее страданиях. И в этот момент дал себе молчаливую клятву, что еще до конца ночи увижу слезы Айви.

Следующие несколько минут она старалась взять себя в руки. А я задумался, будет ли Айви молиться Богу, когда я позже наложу на нее руки? На ней еще не было моей метки, но ничто не мешало мне открыть створку между нами и сунуть член в ее горло. Я ощутил предвкушение и впился пальцами в деревянную скамью подо мной, давая волю воображению и прикрывая глаза. Разочарование от моего бездействия было столь сильным, что, казалось, даже скамья подо мной стонала.

Когда Айви снова посмотрела на сетчатую перегородку, в ее глазах появился какой-то дикий испуганный блеск. Ко мне через тонкие щели в дереве проникали лишь тонкие лучи света, оставляя меня во тьме. Я не верил, что она в действительности могла меня видеть, но, очевидно, почувствовала затаившегося во тьме хищника.

Айви подалась вперед и позвала священника, за которого меня приняла. Я задержал дыхание. Но прежде чем она успела открыть створку, раздался громкий голос Абеля, прерывая тишину. Ее брат сердито застучал в дверь, и Айви подпрыгнула.

Момент оказался упущен. Абель распахнул дверь и поволок Айви прочь прежде, чем она успела меня обнаружить.

Прим.пер:

[1] Кли́рос (греч. κλῆρος – надел, часть, выделенное место) – в православной церкви место, на котором во время богослужения находятся певчие и чтецы.

Айви

– Пять минут, – отрезал Абель и повернулся, чтобы выйти из  маленькой часовни у собора. Она была построена на столетие раньше, чем сам собор, но ее сохранили при строительстве.

Мы с одноклассницами проходили тут первое причастие. Посмотрев на проход, я вспомнила, как мы шли по нему в красивых белых платьях и со связанными четками руками. Перед церемонией совершили свои первые покаяния. Нас было восемь, и я помнила, как неловко ерзала на скамейке, ожидая своей очереди.

Я помнила скрипучую дверь исповедальни и запах, окутавший меня, когда преклонила колени на деревянную подставку – никаких подушек для грешников не предполагалось – а потом стала признаваться в своих грехах.

Лицо священника было лишь едва различимым во тьме профилем за сетчатой перегородкой. Я не знала, в чем признаваться, а потому все выдумала. Мне показалось, что поступи я иначе, и меня обвинят во лжи.

После я присоединилась к остальным у подножия алтаря и произнесла необходимое количество «Аве Мария». Даже немного больше, поскольку врала священнику.

Оказавшись здесь после стольких лет, я будто вернулась в то время. Вздрогнув, я обхватила себя руками. Было холодно, но дрожала я не только из-за этого.