Реквием каравану PQ-17

Корабли, как и люди, умирали по-разному… Иные встречали смерть в торжественном молчании, только потом из-под воды слышался долгий зловещий гул – это взрывались раскаленные котлы, не выдержавшие объятий холода. Другие жалобно стонали сиренами, их конструкции разрушались с грохотом; разломленные пополам, корабли сдвигали в небе свои мачты – словно руки для предсмертного пожатия. Иногда они тонули сразу, и люди не успевали покинуть их отсеков и коридоров, похожих на мифические лабиринты. Другие, напротив, стойко выдерживали взрыв за взрывом, будто понимали, что надо держаться, пока не спасутся люди. А потом корабли с ревом зарывались в пучину, почти яростно сверкнув на прощание «глазами» – окнами своих рубок. При этом некоторые увлекали за собой и гондолу аэростата, купавшегося под облаками. Это были страшные минуты! Дети другой стихии – высоты – аэростаты не хотели тонуть. Но иногда, уже побывав на дне океана, они все же обрывали тросы креплений – их взмывало ввысь, и гондолы уносились обратно под небеса, словно в ужасе от всего увиденного там, в чудовищном мраке бездны…

Корабль умирает, но человек остается, и к его услугам – шлюпки, плоты, надувные понтоны. Цепляясь за спасательный шкерт, человек, обожженный взрывом, ослепший от мазута, тянет руку к товарищам на плоту и хрипло кричит – в восторге:

– Кажется, мне повезло… Мне чертовски повезло!

Века сон – торжественный и хрупкий.
Человек не предает мечты.
Погибая, он спускает шлюпки,
Скидывает сонные плоты.
Синевой охваченный, он верит,
Что земля родимая близка,
Что ударится о светлый берег
Легкая, как жалоба, доска.

* * *

Для начала послушаем тех, кому «чертовски повезло»:

«После пяти дней сидения все начали чувствовать себя так, будто у них сломана спина. Лейтенант Хэррис и Блокстоун, казалось, все время опираются на меня. Я их отталкивал… Кэлли и Гонзалес предложили флягу виски первому, кто увидит землю… В тот же день заболел второй механик. Его ступни начали пухнуть, став багровыми от обморожения. Через три дня он умер. Хэрли прочитал молитву, и мы столкнули механика за борт шлюпки. Море бушевало, высота волн достигала 5—10 метров. Все мы начали ссориться друг с другом. Мы поймали вестового Бенни, когда он воровал воду. За это его совсем лишили воды… У всех нас были длинные бороды, и, я полагаю, мы очень походили на бандитов».

Правда, что хорошо одетые и плотно застегнутые имели больше шансов на спасение. Но таких счастливцев было немного. Люди, как правило, покидали корабль в том, в чем застал их взрыв. Когда палубу уносит из-под ног, вокруг все с треском рушится, начинается пожар, кричат раздавленные и смытые за борт, а вода летит по коридорам, срывая с петель каютные двери, тогда ты не станешь раздумывать – какие штаны теплее? Оттого-то буфетчики были в фартуках, радисты в ковбойках, кочегары в майках, рулевые в безрукавках, а некоторые, разбуженные взрывом, вообще спасались в ночных пижамах. Героем выглядел один старик механик, успевший пристегнуть к ноге деревянный протез. «Что бы я без него делал?» – горделиво спрашивал он товарищей…

Над уцелевшими – вечный день, а ночи нет и не будет!