– Так и поседеть недолго! – сказала Тая со смешком, не спеша отпускать локоть Кострова. Тот прижал палец к губам.
– Тише!
Где-то далеко послышался странный звук: рев трубы с плачущим отголоском, который повторился еще и еще. Затем донеслись крики какой-то птицы, хруст ломающихся ветвей, лай, и все стихло.
«Жизнь! – подумал Иван с некоторой тревогой. – Карабин или хотя бы ивашуринское ружье не помешали бы…»
– Выключи свет, – посоветовала Тая.
Постояли, привыкли к темноте. Постепенно стали различать отсвет на стене зала, но коридор, в котором исчезли летучие мыши, остался заполненным полнейшим мраком. Иван оглянулся и сжал плечо девушки. Дверь лифта была цела, и сквозь нее было видно, как в трубе проносятся сверху вниз цепочки голубых огней, словно воздушные пузыри в воде. Промчались, и лифт снова стал темен и нем.
Они осторожно обошли трубу. Свет шел из другого коридора, дверь из полупрозрачного коричневатого материала лежала на полу и была смята, как тряпка. Коридор, тоже истоптанный грязными следами, вскоре вывел путешественников в просторное помещение без окон и второго выхода, но с дырой в человеческий рост, по-хозяйски прикрытой листом полированного металла. Из щели между листом и стеной бил желтый луч света и тянуло холодом.
Иван подбежал к щели, уперся стержнем и с натугой откинул тяжеленный лист, упавший, как чугунная чушка весом в полтонны. В лицо хлынул желтый свет, морозный свежий воздух и волна незнакомых запахов и звуков. Снаружи в нескольких шагах начинался заснеженный лес, над которым пылало желтое зарево… Завороженно глядя на лес, Иван шагнул было к дыре, но остановился, заметив необычность проделанного в стене прохода.
Дыра была пробита из помещения наружу каким-то мощным энергетическим выхлопом, лазерным, плазменным или иным, и расплавленный материал стены, застыв, образовал полупрозрачную корону из острых зубцов и нитей метровой длины.
Оглянувшись на Таю и встретив ее вопрошающий взгляд, Иван попробовал ногой прочность «короны» – держит – и выбрался из помещения первым.
Они стояли на снегу у стены здания, поднимавшейся над ними на недосягаемую высоту. Вершина терялась в небе где-то на высоте не менее полутора километров, а насколько оно простиралось в длину, можно было только гадать.
Мороз был несильным, около пяти-шести градусов, но путешественники были одеты не по-зимнему и долго выдержать даже такую температуру не смогли бы.
– Снег! – тихо проговорила Тая. – В сентябре – снег!..
– Это там был сентябрь, – так же тихо сказал Иван. – В Брянском лесу. А перед нами – не Брянский лес.
Узкая полоса свободной от деревьев земли отделяла стену здания от стены чужого, застывшего в настороженном молчании леса. Снег был разрисован звериными следами, особенно в том месте, где вышли Иван с Таей. Видимо, именно через этот лаз проникли в здание животные и летучие мыши. Сквозь неумолчный далекий рокот и ритмичное шипение доносились иногда крики птиц, треск ветвей и взлаивающий рев. Земля тряслась мелкой дрожью. Тая первой обратила внимание на это – внутри здания дрожь не ощущалась. Иван крепче сжал свою «дубинку», взял за руку девушку.
– Пошли, иначе замерзнем.
– А куда идти?
– Все равно куда. Пойдем в сторону зарева, может, встретим людей, да и что-нибудь из еды поищем. Назад вернуться успеем всегда, здание видно издалека.
Тая зябко поежилась, но не возразила, хотя было видно, что идти ей никуда не хочется.
Лес был в основном лиственный: береза, ольха, верба, реже встречались осина и тополь, но попадались и сосны. Иван обратил внимание на то, что у многих берез обломаны ветви и содрана кора, а снег рядом утоптан громадными следами – круглыми, как тарелки, размером с полметра.
– Медведь? – робко спросила Тая, с опаской разглядывая следы.
Иван нагнулся, понюхал воздух.
– Не похоже, и пахнет псиной.
Неподалеку раздался рев пополам с надсадным кашлем. Тая вздрогнула, посмотрела на Кострова. Тот застыл, прислушиваясь.
– Странный крик, – сказал он медленно. – Где-то я слышал его раньше… Кажется, в зоопарке. По-моему, так кричат рассерженные слоны.
– Слоны?! Откуда они здесь?
Иван промолчал, он знал столько же, сколько и Тая. К тому же его больше занимали мысли о еде, потому что желудок уже в который раз напоминал о себе.
Дальше пробирались молча, утопая в снегу по щиколотку, реже по колено. Набрели на рябину, сохранившую несколько кистей ярко-алых ягод. Съели по пригоршне, хотя челюсти сводило от кислоты и горечи. Тая захватила несколько гроздей с собой – все же какая-никакая, а еда. Иван заел ягоды снегом, вспомнив, что давно хочет пить.