Реквием машине времени

Часа через два двинулись дальше. Георгий Алексеевич повел отяжелевший после обеда отряд медленно. Останавливался возле интересных скальных обнажений. Показывал. Объяснял. И студенты уже не просто шли, погруженные в самые мрачные от переутомления думы. Теперь они шли как настоящие геологи-поисковики- все вокруг замечая, на все обращая внимание. Многие достали из рюкзаков геологические молотки, внимательно рассматривали образцы породы. Наверное, поэтому и усталость переносилась легче.

Тайга становилась все более мрачной и труднопроходимой. Шли настоящими дебрями, и не один из них думал о том, что здесь не ступала нога человека. И, конечно же, здесь могло быть никем не открытое месторождение. Даже Витя Пушка стал внимательно рассматривать камни, которые попадались все реже. И когда увидел покрытый мхом, странно правильной формы булыжник, раздолбал его в прах.

— Братцы!- возопил Пушка и бросился догонять уходящих товарищей. Остановились- несомненно, Пушка нашел что-то интересное. Ни сейчас в походе, ни в учебных маршрутах Пушка особенного рвения к найденным каменюгам не проявлял, резонно полагая, что и без него их все переколотят. Останется только посмотреть, что именно там наколотили горе-геологи. И вообще больше живностью, всякими травками да букашками умилялся. А тут, ишь ты, как его разохотило! Ждали с нетерпением- чем черт не шутит- вдруг и в самом деле месторождение! Вот бы они утерли нос многоопытным геологическим асам! А месторождение назвали бы Викторией- и в честь первооткрывателя, и в честь собственной победы…

Запыхавшийся Пушка подбежал к Георгию Алексеевичу и с ходу сунул ему под нос отколотый образец:

— Кирпич?!

Иванкин взял образец, повертел его в руках.

— Да, кирпич…

Ошарашенные «редкачи» воззрились на злосчастный кирпич, не зная о чем и думать — не с самолета же он упал. Вот тебе и не ступала нога человека, вот вам и месторождение…

Иванкин равнодушно бросил кусок кирпича и, ничего не объясняя, повел отряд дальше. Метров через сто тайга расступилась, и они вышли на широкую поляну. На берегу речки стояло странное, почерневшее от времени бревенчатое сооружение, чем-то похожее на карикатурный комбайн.

Сделали привал. Расселись кто где и стали слушать Георгия Алексеевича. Он объяснил, что сооружение это предназначено для промывки золотоносного песка. В начале века тут вели промышленную добычу золота.

— Как же сюда затащили все это?- с недоумением спросил кто-то.

— Зимой, где возможно, на санях по льду реки. А дальше- волоком.

С полчаса с любопытством осматривали сооружение. Иванкин терпеливо объяснял принцип его работы. Потом сказал:

— А теперь, друзья, сделаем безостановочный марш-бросок до первых скал. Это необходимо, чтобы завтра до темноты выйти к зимовью. Не отставать! Плакать молча!

Марш-бросок, если можно так назвать утомительное движение по едва заметной тропинке с многочисленными завалами, через которые нужно переползать, длился часа три и вымотал всех до предела. Приходилось только удивляться самому Иванкину. Пожилой уже- с их точки зрения- человек, он, казалось, не знал усталости. «Друзья» же, которые были моложе его в два с половиной раза, и то порою не выдерживали- один на ходу ткнулся к дереву, сполз на землю.

— Братцы, не могу больше…

Студенты и не подозревали, что начал действовать жестокий профессиональный отбор на пригодность. К сожалению, он нередко чересчур запаздывает и ломает, казалось бы, сложившиеся судьбы. Тому парню повезло- он вовремя успел проверить свои возможности и институт окончил по другой специальности, не связанной с такими перегрузками.

На ночлеге натянули палатки. Но многие последовали примеру Иванкина. Устроились поближе к прогоревшему костру- развели его огромный, почти пионерский, и угли источали тепло всю ночь- под кедрами настелили хвойного лапника и расположились на нем, с головой зарывшись в брезентовые чехлы от спальников. Тяжелые ватные спальники оставили, конечно, на полигоне- их только на тракторе возить, а чехлы Иванкин велел взять:

— И не, замерзнете, и комары не прокусят.

На второй день шли по гольцам Кузнецкого Алатау. Тайга осталась внизу. Лишь на обширной террасе у подножия самой высокой вершины Кузнецкого Алатау — горы Верхний Зуб- стоял негустой лес. На берегу озера- вместимое зимовье. В нем установили принесенную новую жестяную печку- от прежней, стоявшей тут когда-то, остались лишь железные «лохмотья». Протопили, выгоняя затхлость и сырость, и сразу как-то уютно стало в ветхом домике- не зря, значит, тащили сюда треклятую печку.

Иванкин все-таки очень устал. Непрерывно пил большими кружками крепкий чай. Парни же разбрелись вокруг сзера. Оно называлось Рыбное. Георгий Алексеевич объяснил, что озеро особенное- горное и таежное одновременно. Поэтому в нем водится таежная рыба хариус, предпочитающая чистейшую воду. Сибирская форель.