Читаем Реквием неудачнику (СИ) полностью

Однажды, родители ушли в гости к родственникам в соседнее село по случаю рождения долгожданного первенца. В те времена у сельских жителей было в порядке вещей отмечать большие и маленькие радости, неизбежные горести вместе, в кругу родственников, соседей, просто знакомых и односельчан. Дети, оставшиеся дома на попечении старших, как и в другие похожие вечера не спали, терпеливо ожидая родителей, чтобы потом радостно приветствовать их с порога. Угадать этот момент было несложно. О долгожданном моменте издалека предупреждала песня, далеко разносящееся по вечернему воздуху: приятный чистый баритон отца и мягкий грудной матери. В этот день всё было по-другому.


Родители молчаливые, внезапно, появились у порога, радостные крики детей, готовые сорваться с уст, так и застряли на полпути. Они также, молча, разделись. Отец, мимолётом взглянув на них, велел идти спать, а сам с матерью быстро прошёл в спальню. Дети, почуяв неладное, притихли. Всю ночь они слушали, как в соседней комнате мать стенала, металась, бредила каким-то волком, якобы преследующим её. Наутро её положение стало хуже и, вскоре, приехавшая по вызову "скорая" увезла их мать, как выяснилось позже навсегда.


Мать похоронили в конце сентября. С тех пор он не любил этот период года. Осень неизбежно вызывала у него приступы ностальгии, неприятные воспоминания...


Во дворе стоит самая настоящая пора золотой осени. На многие километры, радуя человеческий глаз, разливалось широкое разноцветье "бабьего лета", начиная от золотисто-ярко-жёлтых тонов до багряно-пурпурных окрасок вдали. На улице необычайно тепло и солнечно. Рядом, неслышно перешептываясь, кружились в едва уловимом для глаз танце жёлтые, багряные листья клёна, дуба, искрились в лучах солнца серебряные нити паутины, ноздри приятно щекотал запах прелых листьев. Тихо - на много миль вокруг. Казалось, если чуть внимательно прислушаться будет слышно, как звенит воздух в округе. Блаженство, рай для души, но чу...Что за скопление народа в тёмных одеждах и с траурными лицами собралась на опушке леса? Какая нужда вытащила их сюда? Хоронят молодую маму. Посередине стоит гроб, обёрнутый в красную материю, а внутри лежит его мать, странно холодная и неподвижная, а чуть поодаль сгрудились детки, испуганные и растерянные.


Люди с грустными лицами подходили к ним, что-то говорили под ухо, кто-то жалостливо гладил по голове, много незнакомых лиц окидывали сочувственными взглядами. Было очень страшно и одиноко. Он стоял, глухой и немой ко всему происходящему вокруг, ему страстно хотелось только одного - уйти как можно дальше от этого печального места, убежать домой в надежде встретить там прежнюю живую, любимую им маму.


Мать никто не вернул и не мог вернуть обратно. Отец после той трагедии так и не смог оправиться и ушёл в глубокий запой. Их, пятерых детей, оставшихся без присмотра родителей, бдительные государственные мужи разместили в детские дома, как выяснилось позже в разные интернаты. Он очень тяжело переживал разлуку с близкими людьми, в первое время часто плакал, забившись незаметно в угол, потом перестал и замкнулся. На неизбежное в этих местах придирки ребят научился зло огрызаться и давать сдачу, да так, что с ним боялись связываться не только ровесники, но и мальчишки постарше. На все попытки нянек и воспитателей найти ключ к сердцу он ещё больше замыкался в себя, названный с лёгкой руки детдомовской воспитательницы "волчонком", это прозвище стало его пропуском по жизни.


Глава II


Он снова взглянул в окно. Дождь уже перестал. Плотные, низко нависающие облака постепенно освобождали небосклон. На горизонте из-под багрово-сизых облаков блеснули жидкие лучи прощального осеннего солнца, рядом ярким огнем заиграли гроздья рябины. Внизу шумно захлопали двери подъездов, и пространство между дворами привычно заполнила неугомонная, затосковавшая по солнцу детвора, откуда-то из окон раздались крики встревоженных родителей - город после вынужденного безделья снова возвращался к своему привычному ритму.


Гуль, гуль... послышалось совсем рядом. Он скосил глаз и приметил чуть подальше на подоконнике любопытную картинку. Ворковали два голубка так близко, что дыхание перехватывало. Самец горделиво выхаживал вокруг самки, попеременно вытягивал, то втягивал стройную шейку и что-то нежное, наверное, очень важное шептал в невидимое ушко своей возлюбленной. Самка слушала, кокетливо склонив голову, сладко щурила глаза, и даже ему далекому от биологии человеку было понятно, здесь, под его окнами рождались великие чувства.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги