Реквием опадающих листьев

Лишь в создателях и последователях. Добро являлось необходимостью для слабых, без него им нечего было бы противопоставить сильным и порочным.

Анжелика поднялась, подошла к туалетному столику и застегнула на шее нитку жемчуга. Затем достала из гардеробной черное до колен платье и туфли на высоких каблуках.

Через несколько минут девушка вышла из дома и остановилась на перекрестке, созерцая ночную Дворцовую площадь. На другой ее стороне, за деревьями с пожелтевшей листвой ночное небо пронзал золотистый шпиль Адмиралтейства. От фонтана перед верфью доносился мирный плеск воды.

Девушка перешла проспект и углубилась по аллейке в Александровский сад. Пахло прелой листвой, под туфлями чвакали мокрые листья и хрустел красный песок. Ветер шуршал в деревьях и гнал по прозрачным лужам опавшую листву.

Анжелика подошла к гранитному бассейну фонтана и огляделась.

Она не знала, где искать Даймонда. У них не было условных мест, как у влюбленных. Но однажды, несколько лет назад, они пришли сюда вместе осенней промозглой ночью.

Девушка горько усмехнулась. В тот день она находилась вне себя от ярости после утренней почты. «Питерское Зазеркалье» опубликовало пару портретов Лайонела в объятиях московских красавиц. Даймонд пришел к ней в спальню, забрал газету и долго сидел рядом на кровати, втирая ей в ноги ароматное жасминовое масло. А после Анжелика решила пройтись и приказала ему сопровождать. Так они и оказались напротив Адмиралтейства и долго молча стояли плечо к плечу, глядя на воду в фонтане.

Девушка прекрасно помнила свои брошенные в досаде слова «Лайонел изменяет мне!» и слова Даймонда, сказанные с вымученной улыбкой: «Нет, наверняка нет».

А потом из поездки вернулся сам Лайонел, привез ей бриллиантовое колье, а накинутую ему газету отшутился: «Я сразу, как сошел с вертолета в Москве, попросил выдать мне черную повязку на глаза, чтобы не оскорбить ненароком сравнением с тобой ни одну женщину!»

Анжелика едко заметила: «Что-то, когда четыре голые девицы облепили тебя и ты целовал одну за другой, повязки у тебя на глазах не наблюдалось!»

Лайонел же, умело расстегивая ее платье, заявил: «Повязка-невидимка, новые технологии. Ты же знаешь, эти москвичи вечно впереди прогресса!»

Сейчас, вспоминая, сколько за семь лет она слышала подобной чуши, становилось просто смешно. Он использовал ее, не мучаясь угрызениями совести.

Анжелика провела ладонью по гранитному бортику.

Она позволяла себя использовать, потому что сама того хотела. И все-таки в случае с Лайонелом, чувствовала себя жертвой. Жертвой его жестокости и безразличия.

Но понять его из-за их общей привычки управлять всеми и вся не составило труда. Если один переставал принимать продиктованные условия того, кто сильнее, то отношения рушились. Так и случилось. Она всегда была заинтересована в нем больше, чем он в ней, он диктовал условия, он же их изменял, он же их и аннулировал, когда нашел себе новую забаву.

Девушка медленно втянула влагу, исходившую от опадающих в бассейн водяных струй.

Даймонд тоже позволял себя использовать до недавнего времени, и его все устраивало.

Она услышала шаги позади и резко обернулась.

Он стоял на расстоянии метров трех и пристально смотрел на нее. В потрепанных джинсах, темной ветровке, со всклоченными волосами, он выглядел чужим и как будто повзрослевшим.

Анжелика шагнула к нему.

Две такие похожие истории отношений и в то же время совсем разные. Лайонелу было безразлично, если она уйдет от него, устав ждать ответа на чувства. Он мог отпустить ее без сожалений и потому даже не думал о компромиссе.

А она не могла отпустить Даймонда, поэтому сказала ему:

— Ты выиграл.

Юноша не шелохнулся, когда она приблизилась почти вплотную. Отстраненность в синих глазах неприятно кольнула, но девушка не подала виду и продолжила:

— Лайонел принес мне твое прошение.

Даймонд молчал.

Анжелика подавила желание пригладить ему волосы. Не решилась. Он выглядел другим, и ей впервые вдруг стало неловко обращаться с ним как прежде. Раньше она могла запросто потрепать его по щеке, взъерошить волосы, дать подзатыльник или пощечину.

Наконец он спокойно промолвил:

— Я хочу уехать.

— Неправда, — возразила она. — Ты всегда любил меня и с другой счастлив не будешь.

Он рассмеялся.

— Двести лет, Анжелика, я смотрел на то, как ты влюблена в себя. И в один прекрасный день мне по-настоящему опротивело.

Она растерялась, не зная, что на это сказать.

— Ты просто сердишься, — прошептала девушка.

— Нет, уже не сержусь, — покачал головой, — я знал, как ты поступишь. Да и могло ли быть иначе?

— Даймонд… — Она взяла его за руку, но он решительно высвободился.

— От моей любви ничего не осталось, даже восхищения твоей красотой. Ничего.

Анжелика ощутила непривычное тепло, подкатившее к глазам.

— Не говори так. Я не верю.

Даймонд кивнул.