Реквием по империи

Вот тут-то Верховный и допустил досадный просчет. Манипулируя людьми, словно фигурами в шахматной партии, готовясь к рокировке, он чувствовал себя почти богом. Возможно, поэтому маг недооценил ум Дарианны и не принял в расчет ее искреннюю любовь к отцу. В раннем детстве лишившаяся матери, выросшая рядом с Ридригом девушка любила его так же истово, как ненавидела своего брата. Все началось с того, что принцесса стала ревновать отца к Верховному магу. Император подолгу беседовал с другом, во всем советовался с ним, очень дорожил его мнением. Дарианна мечтала быть для отца не только обожаемой дочкой, малышкой, которую хочется баловать, милым ребенком, но и опорой, товарищем, человеком, с которым считаются. Ридриг же пребывал в приятном заблуждении, которым грешит большинство отцов: он никак не желал понять, что его драгоценная маленькая принцесса выросла и претендует на равноправие с венценосным родителем. Умненькой, но все же неопытной Дарианне казалось, что во всем виноват Вериллий. Поэтому она невзлюбила волшебника. Когда Верховный вдруг обратил на нее пристальное внимание, в сознании девушки зародились смутные подозрения. Но скоро ее воображение захватили новые книги, подаренные Верховным, а его рассказы заронили в душу именно те чувства, которые и собирался поселить в ней чародей. Но только вот выводы девушка сделала абсолютно не те, на которые рассчитывал Вериллий. Конечно, Дарианна никогда не пошла бы против отца. Ее возмущение тем, что престол унаследует Келдин, объяснялось вовсе не желанием немедленно захватить власть, а осознанием несправедливости закона, навязывающего империи никчемного правителя только лишь потому, что он носит штаны. Дарианна искренне хотела, чтобы Ридриг здравствовал и управлял Галатоном как можно дольше, тем более что в его власти было изменить глупый закон. Скорей всего, рано или поздно так бы и произошло, потому что Келдин разочаровывал отца все больше. Он вел себя так странно и нелепо, что Ридриг начинал сомневаться в его душевном здоровье. Но монарх был крепок и относительно молод, умирать не собирался, потому всячески оттягивал принятие решения, понимая, что изменение закона будет истолковано как пренебрежение к традициям и может вызвать недовольство жрецов и аристократов.