Реквием по любви (СИ)

Дмитрий стоял возле обшарпанного подъезда, и не решался войти. Почему он здесь оказался, в конечном итоге? Да потому, что не лучше тех слюнтяев бесхребетных, которые часами под балконом торчать готовы, лишь бы нужного им человека увидеть. И ведь сопротивлялся же. Как мог, сопротивлялся. После разговора с отцом, понял, что в последнее время голова только этой девчонкой и забита. Совсем су*ка, бдительность потерял. Это с его-то взглядами на жизнь? Хорошо, что фартовый оказался, и не пришили отморозки макаровские за ближайшим углом. Там, в кабинете отца Дмитрий твердо решил, что не должен видеться с Лизой, до тех пор, пока ошибки не исправит, и на будущее не учтет. Нельзя допустить, и мизерной возможности, чтобы на нее отрекашетило. Специально же после ужина домой поехал, и даже по дороге заправляться не стал. Зная себя, надеялся, что лень возьмет над ним верх. Что это его остановит. Поначалу так и было, но время шло, и стрелка часов медленно переваливала за одиннадцать. Вот тогда-то и началась эта паскудная душевная ломка. Перед глазами все время стояла рыжая девчонка в его старой поношенной футболке. Губы до сих пор ощущали на себе мягкость ее рта. Руки помнили нежность ее кожи. И взгляд…Пронзительный такой, и по-детски наивный. Словом, не смог он больше сидеть дома ни секунды. Не смог вдали от Лизы. Даже если бы попросил Пашку наручниками к батарее его приковать, как наркомана конченного, наверняка, с корнем бы ее вырвал, но все равно поехал бы к ней. Ведьма она. Не иначе. Приворожила.

От собственных мыслей Похомов рассмеялся. Тяжело вздохнув, он уселся на шатающуюся от старости скамейку.

— Я должен уйти, — пробубнил Борзый, закуривая сигарету, которую крутил в руках уже минут десять, — Нельзя перешагивать порог этого здания. Иначе…Иначе, я ее растерзаю.

— Огоньку не найдется, сынок?

Дмитрий встрепенулся, увидев перед собой дряхлого старика, держащего между средним и указательным пальцами папиросу «Беламора».

— Да без базара, отец, — протянул мужчине зажигалку.

— Присесть с тобой можно?

— Отчего нельзя то? Садись, конечно.

— Да кто ж вас молодых знает? — прохрипел тот, и зашелся кашлем, — Порой просто домой идешь, а возле подъезда народу куча. Не пройти совсем с моим бадиком. А заденешь кого, так и ударить не побоятся.

Похомов покосился на собеседника:

— Чет ты, дед, заливаешь. У кого на тебя рука поднимется? Тебя ж от ветра уже шатает!

Старик не ответил, лишь затянулся посильнее.

— Отморозки, — яростно сплюнул Борзый, — Не переживай, бать. Я нужным людям шепну, за несколько часов район от «мусора» очистим. Ты только так поздно больше не шастай.

— Да я уж и так никуда не выхожу почти, — закряхтел незнакомец, — В четырех стенах своего часа жду. Сегодня просто годовщина у нас с Аннушкой моей, вот и решил в ее любимый парк наведаться. Да ноги уже не те, еле дошел.

— Бабку свою в сквере, что ли забыл? — до одури затянулся Похомов, пытаясь отвлечься разговором, докурить, и поехать домой. Спать.

— Какой там, — голос старика задрожал, — Уже посчитай два года, как покинула она меня. Оставила одного на муки на страдания. Каждый день смерти жду, а она все не идет. Словно на роду написано, что не быть нам вместе.

Незнакомец уронил голову себе на грудь, и замолчал. Только тело его странная дрожь сотрясала. Дмитрию стало не по себе. Словно по сердцу резануло.

— Дед, ты плачешь что ли? — ужаснулся он своей догадке, — Эй!

— Как же я любил ее, — хлюпал носом старик, — Всю жизнь ее любил. Она знаешь, какая красивая была? Краше всех! И я в молодости хорош был. За мной девки толпами бегали. А Аннушка даже не смотрела в мою сторону. Этим и заинтересовала меня. Долго я ее добивался, ухаживал все. А одним утром гордыня во мне взыграла. Не хочешь, думаю, и не надо…В парк с другой пошел.

Похомов стушевался, как пацан малолетний. Но, цепляло его что-то в этой истории. Решил послушать. Не перебивать.

— Раз сходил, два. На третий раз изменил по глупости, — продолжал незнакомец, — А ей подруги обо всем доложили. И что ты думаешь, Аннушка, говорят, сперва, плакала долго. А потом, за моего соперника замуж вышла, и в другой город уехала. Как я страдал. Все корил себя. Ненавидел. Так и не женился ни на ком, все ее ждал. Через сорок пять лет нас судьба вновь свела. Она к тому моменту уже овдовела, а детишек бог не дал. Словом, такая же одинокая, как и я. Тогда мы и простили друг друга. Даже обвенчались, не смотря на возраст. Шесть лет, проведенных рядом с ней, были самыми счастливыми в моей жизни. А теперь ее нет.

У Дмитрия весь воздух из легких вышибло. Отчего-то дышать больно стало.

— Не переживай, отец, — игнорируя ком в горле, произнес он, поднимаясь с лавки, — Она теперь навеки твоя. И дождется тебя там обязательно. Только ты особо туда не торопись — с того света еще никто не возвращался.

Мужчина затушил бычок об урну.

— Ну, мне пора, — уверенным шагом Дмитрий двинулся в сторону парадной, — Будь здоров.

— И ты не хворай, — прокряхтел старик в ответ, — И если жизнь шанс дает, не упускай.