Реквием по Мечте

Гарри задержался у доктора. А вот еще один нью-йоркский торчок. Любишь черные члены, так, мой мальчик? Гарри застонал, его колени подогнулись, но охранник, дернув за шиворот, поставил его на место. Вот, говорит, у него что-то с рукой. Да? Доктор резко дернул рукав рубашки Гарри вверх, и Гарри едва не потерял сознание, и его снова рванули вверх. Почему ты не можешь вести себя как мужик, хотя бы стоять нормально? Доктор глянул на его руку и хохотнул: похоже, ты в эту руку колоться больше не будешь, мальчик. Он кивнул другим охранникам: вы только посмотрите на это, а? Охранники смотрели, скривившись от отвращения: черт, воняет даже хуже, чем он сам. Ага, воняет от него даже хуже, чем от негритоса, засмеялись они. Ты лучше забери его в лазарет, пока он нам всю тюрьму не провонял. Снова смех. Не думаю, что он протянет дольше, чем неделю. Еще кто-нибудь остался? Нет, док, это последний. Хорошо. Мне пора в больницу. Увидимся на следующей неделе.

Сара медленно двигалась вместе со всей очередью за таблетками. Она останавливалась на секунду, потом продвигалась чуть вперед, застывала снова, затем снова шла, и так до тех пор, пока не оказалась перед санитаром, который положил ей в рот две таблетки, проследив за тем, чтобы она их проглотила. Она стояла в углу, обняв себя за плечи и глядя на других пациентов, медленно шаркающих за своими транквилизаторами.

Через некоторое время очередь рассосалась. Помещение опустело. Она смотрела перед собой, потом медленно повернула голову, посмотрела по сторонам и наконец тоже ушла. Она брела, обхватив себя руками, шаркая бумажными тапочками, в залу, где стоял телевизор. Некоторые пациенты сидели, опустив голову на грудь, постепенно ощущая приход лекарств. Некоторые смеялись, другие плакали. Сара уставилась на экран.

Гарри был без сознания, когда его везли в операционную. Ему ампутировали руку по плечо, немедленно начав антиинфекционную терапию в попытке спасти его жизнь. Кормили его внутривенно, в правую руку и обе лодыжки. Он был крепко привязан к кровати, чтобы иглы не разорвали вены, если у него вдруг начнутся конвульсии. В нос ему вставили трубку, по которой к его легким поступал кислород. Две трубки, подключенные к маленькому насосу под кроватью, тянулись к его боку, откачивая ядовитые жидкости из его тела. Время от времени Гарри стонал и метался, пытаясь освободиться из когтей кошамара, и медсестра, сидевшая рядом, вытирала ему лоб холодной мокрой тряпочкой, разговаривая с ним успокаивающим голосом. И тогда Гарри унимался и снова лежал без движения, словно мертвый, полностью поглощенный сном и чувством невесомости…. Потом его окружил свет, настолько совершенный и яркий, что он ощущал его всем своим телом, отчего ему стало хорошо, как никогда в жизни, как будто он был каким-то высшим, особенным существом.