Реквием по Мечте

На улицах стало особенно неспокойно. Все улицы в районе прочесывали наркоманы в поисках хоть чего-нибудь, невзирая на снег и дождь. Повсюду можно было видеть болезненные лица с текущими носами и людей, трясущихся от холода и ломок. Холод проникал до самого костного мозга, когда на несколько секунд отступал лихорадочный жар. Растянувшиеся на мили заброшенные здания, из-за которых город выглядел как после бомбежки, придававшие лицам их обитателей жалкое и измученное выражение, давали приют множеству наркоманов. Торчки сидели внутри и жгли маленькие костерки, пытаясь согреться и протянуть еще немного, пока не смогут достать очередную дозу и прожить еще день только для того, чтобы начать по новой. Когда кто-то доставал дозу, ему еще нужно было без приключений добраться до дома или какого-нибудь безопасного места, где можно спокойно поправиться без угрозы нарваться на кого-то, кто бы мог отобрать героин или даже убить за него, или убить самому, если не хотелось расстаться с чем-то на тот момент более ценным, чем жизнь, потому что без этого его жизнь снова станет адом, причем намного худшим, чем смерть. Иногда смерть казалась скорее вознаграждением, чем угрозой, потому что мучительная смерть на ломках была самым страшным, что могло случиться. В общем, город становился все более агрессивным с каждым прошедшим днем, каждым шагом, каждым вздохом. Время от времени из окон выпадали тела, и, прежде чем вновь просачивалась сквозь одежду, чьи-нибудь руки уже обшаривали карманы на предмет чего-нибудь, что могло бы помочь прожить еще один день. Таксисты старались избегать определенных районов и имели при себе оружие. Доставки отменились. Некоторые службы не работали. Такие районы словно находились на осадном положении, окруженные врагом, решившим морить жителей голодом, пока те не сдадутся, только в этом случае враг находился внутри кольца блокады. И не только внутри границ городов, районов, заброшенных зданий, обсосанных подъездов, но в каждом сознании, игле, и, главное, – в каждой душе. Враг пожирал их волю, поэтому они не могли сопротивляться, их тела не просто жаждали, но нуждались в отраве, которая ввергла их в это жалкое состояние; сознание было заражено и искалечено врагом, которым о. ни были одержимы, а одержимость и физические мучения растлевали душу до тех пор, пока поступки человека не становились подобны метанию раненого животного, метанию жалкого существа, которым они никогда бы не хотели быть. После участившихся случаев наглых ограблений полиция усилила патрулирование улиц. Мужчин и женщин расстреливали, если они разбивали витрины магазинов и пытались убежать с телевизорами в руках. При падении телевизоры взрывались, тела скользили по льду, оставляя за собой кровавые следы, и замирали без движения, остывая на холодной земле до приезда труповозки. На каждый грамм выброшенного для уличной продажи героина находились сотни рук страждущих и больных, готовых бить, резать, нажимать на курок, лишь бы получить дозу. А если даже удавалось кинуть кого-нибудь и уйти без проблем, это вовсе не значило, что тебе удастся отправить кайф гулять по венам. Не исключено, что тебя ударят по голове трубой в минуту, когда ты варишь раствор в ложке, полностью сконцентрировавшись на процессе и боясь пролить хоть каплю.