Реквием по пилоту

Ванденберг — город-космодром, точнее даже, город пяти космодромов — как раз столько их уместилось на этом «голландском кухонном столе», как называли его в старину; более того, все то, что делало Стимфальскую империю вооруженным выше бровей агрессором, готовым до последнего отстаивать захваченное, Ванденберг являл в квадрате и в кубе. Каждый стартовый комплекс был здесь превращен в крепость, а каждая взлетно-посадочная полоса — в форт, все службы и коммуникации дублировались пятикратно, наземно и подземно, бетон и броня уходили в глубь гранитов и базальтов. Прекрасно это зная, союзники во время битвы за Стимфал уделили Ванденбергу особое внимание, и вследствие их усилий две трети сего нового Кенигсберга были старательно перемешаны с землей и костями защитников. Но и того, что осталось, впоследствии хватило, чтобы на его основе построить два современных космопорта, два аэродрома и оставить за Ванденбергом титул авиационной столицы мира.

Тут держали свои базы практически все авиастроительные фирмы, компании, институты, лаборатории, центры подготовки и просто летные училища; небо над горячими камнями плоскогорья было разделено на зоны, сектора, эшелоны, и там днем и ночью под рев и свист рассекали воздух машины всех марок и моделей, и, слыша порой смягченный расстоянием грохот взрыва, жители северных районов с пониманием поглядывали в сторону гор.

— Добро пожаловать в Голландию, — поприветствовал Эрликона Кромвель.

— Почему в Голландию?

— Не знаю, уж так раньше называли этот Ванденберг.

Колпак фонаря со вздохом встал вертикально, Эрлен стер пот с шеи и лица. Как всегда, после контакта с Кромвелем ломило висок и дрожали руки.

— Закурим, — предложил Дж. Дж.

Эрликон осторожно покачал головой:

— Не могу. Давай попозже. Джон, ну что ты все время скалишь зубы? У тебя улыбка как у крокодила.

— Ты мне нравишься, — ответил Кромвель. — Я вселяю в тебя бодрость. Что, не в коня корм? Подожди, еще сам засверкаешь, дай срок.

Появился Вертипорох, увешанный баулами, прицепил лестницу, пилоты спустились, и маршал незамедлительно приступил к руководству действиями:

— Перво-наперво активировать киборгов, пусть прозванивают схемы, это одно; второе, механик, ты все на свете знаешь, ну-ка ответь, куда нам приспособить магнитофон или кристаллофон с музыкой?

— А зачем нам музыка в воздухе? — удивился Эрлен.

— Я думал, ты знаешь, — издевательски ухмыльнулся Кромвель. — Слушать будем.

— Насчет магнитофона я не знаю, — сказал Вертипорох, — а компьютер с голографией здесь есть, программу я подготовил, все можно посмотреть.

Предложение возражений не вызвало, они уселись в затененном зале, и перед ними зависла первая, самая общая схема самолета — объемная, всех цветов радуги, усеянная цифрами и буквами. Эрликон, едва взглянув на эти хитросплетения, с безнадежностью отвернулся, Кромвеля же смутить какой бы то ни было картинкой было трудно, он вгляделся и пакостно захихикал:

— Если я ничего не путаю, здесь дублирование по карлойду.

— Да, — с гордостью подтвердил Вертипорох. — Дублирующая карлойд-схема.

— Да-да-да. А золотого унитаза у тебя тут нет?

— Э, э, — вмешался Эрлен, — а зачем вообще нужен карлойд? Почему не просто компьютер?

— Затем, — ответил веселый маршал, — что карлойд — это искусственный интеллект. Можешь с ним поговорить. По душам.

Вертипорох почти обиделся.

— Карлойд расширяет возможности пилота, — проворчал он.

— Расширяет, расширяет, — согласился Дж. Дж. — До пределов — до таких, за которыми уже ничего не видно — ни возможностей, ни пилота.

Он завладел левой рукой механика и, быстро прикасаясь пальцами к клавиатуре, принялся демонстрировать свое умение говорить об одном, а думать в это время совершенно о другом. В то время как круглые совиные глаза маршала скептически пробегали картины узлов и систем, его лицо и особенно необычайно подвижные губы вовсю изображали восторг некоего слабоумного лектора.

— Да-с, биоэлектронный мозг, или карлойд, — вещь, безусловно, нужная и полезная. Представим себе, что какой-то бестолковый пилот на планете класса Валентины попадает в многовекторный атмосферный поток с высокой концентрацией твердой составляющей — всякой наэлектризованной пыли, каменной мелочи — словом, с физическим стоком. Ни зги не видно, приборы врут как по писаному, дело плохо. Но наш пилот духом не падает — у него на борту есть карлойд, чей пращур некогда именовался автопилотом. Карлойд начинает анализировать локацию, инфракрасные и прочее, шарахаться от каждой песчинки и через минуту крепко задумывается о том, не перейти ли в унифакторный режим, и за этими раздумьями как-то незаметно врезается в первый попавшийся курятник, который по блоку информации совпал с его родным ангаром, после чего ученые мужи и жены громогласно удивляются — как это электронное оснащение авиации растет, а количество катастроф не снижается.

— Вот и будь пилотом, — заметил Эрликон.