Реквием по пилоту

Что там можно было разглядеть в той круговерти, Эрлен даже не успел задуматься. Маршал, почувствовав какие-то колебания, выпрямил «Милан» и на коронном плоском «штопоре» вывел из смерча. Эрликон снова потерял ориентацию, не успевая за Кромвелем, цветные полосы, свет и тень, пузыри, крошево заплясали, вращаясь перед глазами и в голове, и вот опять вокруг серый сумрак смерча, но уже другого, и стоят они в нем нормально, соплами вниз, как ракета, и Дж. Дж. подправляет курс боковыми тягами. Он, похоже, начал разбираться, что здесь к чему, потому что из этого смерча они тоже ушли, маршал что-то искал, а чего-то избегал и даже время от времени пояснял Эрлену ситуацию, но тот сумел понять лишь слово «запоминай» — ему потихоньку делалось неважно.

Несколько раз вновь ударяла свистопляска бросков и рывков, полетела индикация, полетели инфракрасные; опять они угодили в область несмешивающихся разно-скоростных потоков.

«Восточная периферия», — сказал Кромвель, и это означало надежду. Снова изматывающие переходы из слоя в слой, скорость скачками нарастала, ее надо было уловить, и для стабилизации на каждом переходе Дж. Дж. крутил вытянутую «бочку», названную его именем. Маршал провел «Милан» наискось через очень широкое течение, загоняя двигатели на форсаже — слишком велика скорость сноса, давление съедало тяговые усилия, сделал еще один переворот и, уложив машину килями параллельно горизонту, повел ручку на себя.

Все! Коричнево-глинистая чудовищная стена отпрыгнула назад, под брюхо, вираж, мимо пронесло сивые пряди облачности, перегрузка сдавила и отпустила, «Милан» выровнялся, вновь покорный рулям и тягам, Кромвель покинул Эрликона и развалился вдоль кабины, свесив руку с приборной доски, как усталый леопард — лапу с дерева.

— Курс!

— Сам смотри, — с натугой выдохнул Эрлен. Руки дрожали, сердца не было вовсе, во рту запеклась твердая корка, и под черепом, за левым глазом, ритмично пульсировала боль. Но спасибо тренировкам: он был замучен, но жив и даже чувствовал какие-то оставшиеся резервы и готовность еще раз в случае нужды окунуться в ад кромешный. Дж. Дж. тоже выглядел усталым.

— Самое смешное, что мы на курсе, — заметил он. — Правда, у черта на рогах. Хм, час десять.

— Что — час десять? — спросил Эрликон, с трудом еще ворочая языком, — он вспомнил таинственные 0.54.

— Нас там трепало час десять минут.

Эрлен молчал. Час десять? Быть не может. Ну, сорок минут. О Господи.

— Вот так программа. — Маршал был по-прежнему бодр. — Ну, а не знал бы я этих смерчей? Где бы мы сейчас были? Ты спасателей хоть где-нибудь видел? Что-то перемудрили на этот раз… Дело ясное, Пиредра всех подкупил… Прибавь, прибавь еще. Кстати, где наш самурай?

Эрликон подтянул сектора. Внутренний линейный контроль не работал, две трети дублирующих схем вылетели, из позиционных огней уцелел один. Высота десять тысяч, редкая облачность, солнце. Сине-белый «Милан» стал грязно-рыжим с подпалинами, как осенний кленовый лист.

— Я видел Такэду в последнюю минуту, — сказал Кромвель. — Он шел за нами. Подними-ка руку и набери данные… Скорость три и шесть Маха, сорок градусов к курсу. Шел сзади и вывернул раньше минуты на три. Разворот пятнадцатисекундный. Ах, черт нас нес — он миль на триста впереди, то-то не видно. — Дж. Дж. снова улегся. — Итак, можем смело предположить, что кубок мемориала выиграл Такэда Сингэн. Наши соболезнования Бэклерхорсту. Впрочем, его убытки невелики, не такая уж свинья Незванов, чтобы не дать нам второго места за наши сальто-мортале…

— Сколько нам еще до станции?

— Шестнадцать с секундами.

Землю внизу опять начало закрывать облаками, справа-сверху светило солнце. Курс прежний — 36. Пилоты молчали, потом Кромвель приподнялся и прищурился:

— Летит кто-то.

Ничего особенного не было в этих словах, но, как и тогда, за обедом у Звонаря, Эрлен буквально затрясся от смеха, закашлялся, в легких закололо, он никак не мог остановиться, и слезы бежали по щекам из-под шлема на шею. Дж. Дж. тоже радостно ухмылялся, словно сказал невесть какую остроту:

— Десантники… Как всегда, пожаловали, когда уже не надо.

В самом деле, увеличившись из точки на краю неба, над ними скоро зависла, тактично сменив курс, необъятная серо-стальная махина десантно-спасательного крейсера.

— Стараются, наверное, — злорадно посочувствовал Кромвель. — Не мучайтесь, ребята, сгорело радио, сгорело.