Реквием по пилоту

Посему ни от Гуго, ни от самой «Олимпии» никто никаких чудес не ожидал. Пиредра видел в ней прикрытие для разношерстной гвардии специалистов, необходимых для концерна, Скиф тоже предполагал под этой вывеской разместить свою «отмывочную бухгалтерию», а все остальное — для фасада. Звонарь по идее также предназначался для фасада, но разбойный «чертов самородок» вдруг круто повел собственную линию и принялся творить вещи необыкновенные.

Робел Сталбридж вначале ужасно, отчего, впрочем, держался еще решительней и суровей, но по своей закоренелой наивности искренне верил, что способы управления шайкой лесных разбойников и шоу-бизнесом не просто схожи, но по сути одни и те же. Одевшись в духе пожеланий Пиредры (авантюрист при помощи Хельги тогда только-только начинал проталкивать в моду родное довоенное ретро и вел великую битву с набиравшим силу стилем «фар космик») — кожаное пальто, черная велюровая шляпа, сапоги, — Звонарь с первого дня засел на стройке, окружил себя экспертами, секретарями и телефонами и не на шутку взялся руководить.

Финансовая его обеспеченность была безупречной, а знание людей — горьким опытом двух жизней. Гуго умел молчать на редкость грозно и убедительно, а когда говорил, в голосе звучали необычное мрачное обаяние и варварская уверенность во всеобщем равенстве перед стволом 44-го калибра. На музыкальный мир Звонарь неожиданно произвел самое благоприятное впечатление. Среди менеджеров начали расти и множиться слухи, что бородач Пиредра выкопал откуда-то на диво пронзительного мужика и как бы старая «Олимпия» не пошла в гору.

Рамиресу Гуго практически не звонил: «Завалюсь, вот тогда присылай своих громобоев, пусть пристрелят к чертовой матери». Пиредра, однако, скоро сам залез в Звонарев кабинет, где пока не было ни одной стены, заглянул в бумаги и через минуту не знал, смеяться или плакать.

— Это что такое?

— Репертуар фестиваля.

— Какого еще фестиваля?

— «Спасем французскую песню».

— Друг милый, это тебя спасать надо! У тебя потолки еще не сделаны!

— Имя не с потолка берется, — рассудительно возразил Гуго. — Имя вот такими делами делается. Я с телевидением договорился.

— Вот я тебе что дам под этот фестиваль… — предупредил Рамирес.

— Вставь себе и поверни три раза, — ласково успокоил его Звонарь. — У меня кредит Благотворительного фонда и пять миллионов от Дюпре. И пока я здесь, такой фестиваль буду проводить каждый год.

Пророки музыкального мира угадали — «Олимпия» пошла-таки в гору! «Глупо, но, кажется, мы начали зарабатывать на этом чудилище», — сказал Пиредра Хельге. Методы работы Звонаря были, возможно, архаичны и наивны, но, несомненно, действенны. Дав слово, он его держал, и скоро многие убедились, что если уж Сталбридж обещал, то хоть с угоном самолета, хоть с пальбой, но ты будешь на сцене в положенное время, и пеняй на себя, если окажешься не готов. Гуго поддержит и деньгами, и длинной рукой и на первый раз не станет торговаться, прийти к нему можно и днем и ночью, но избави боже его обмануть. Звонаревские бесхитростные речи одинаково хорошо понимали и воротилы звукозаписи, и до мозга костей пропитанные наркотиками звезды эстрады. «Олимпия», возрожденная золотом Скифа и колоритом Гуго, начала постепенно возвращать себе славу парижской достопримечательности.

Видя, как лихо Звонарь вошел в роль, никто, даже хитромудрый Рамирес (прочие же и помыслить не могли, что это роль), не догадывались, сколь мало Гуго верит в прочность своего положения. Чем дальше, тем больше ему нравилась эта новая афера, но еще многие годы, уже имея за спиной и мировые триумфы, и независимое состояние, Сталбридж не мог отделаться от мучительного подсознательного ожидания, что вот-вот, в любую минуту, раздастся звонок, Пиредра скажет: «Сорвалось. Сматываемся», и вновь — в кармане пачка денег, под мышкой — пистолет, под ногами — дорога неизвестно куда.

Тем временем он продолжал игру на полном серьезе. На средства концерна Звонарь нанял себе преподавателей фортепьяно, сольфеджио и теории музыки, а также эстетики и истории культуры. Пиредра визжал и кудахтал: «Медведюшка, нет, ты точно съехал; гаммы играешь?» Гуго в ответ молчал и смотрел отрешенно. Поглощал он науки не без труда, но напористо и жадно, со всем пылом человека, для которого полжизни грамота была чем-то сродни магическому таинству. Что же касается языков, то тут Гуго ни в чем не уступал Рамиресу и свободно изъяснялся на большинстве существующие наречий.