— Ты даже не представляешь, как часто, — сказал Логан.
— И я понимаю, почему.
— Как ты вошла?
— Дверь была открыта. Если я тебе помешала, то скажи, и я зайду позже.
— Оставайся. Я уже почти закончил, — сказал Логан.
— А с корабельным компьютером?
— С ним я тоже почти закончил, — сказал Логан. — Хотя и провозился куда дольше, чем рассчитывал. Осталось надо перезагрузить систему и посмотреть, что из этого получится, и это я сделаю завтра. А каковы ваши результаты?
— Не такие радужные. С одними стержнями в реакторе придется возиться не меньше недели.
— А в целом? — спросил Логан.
— В целом ремонт займет не меньше месяца, — сказала Кристина. — Не могу сказать, что наши гости от этого в восторге. Им не терпится лететь дальше.
— Я могу их понять, — сказал Логан. — Они и четверти дороги еще не одолели.
— Я тоже могу их понять, — сказала Кристина. — И я тоже хочу лететь дальше.
— О, — сказал Логан, подравнивая левый ус.
— Ты не составишь мне протекцию?
— А заслужить место своим профессионализмом тебе не светит? — поинтересовался Логан.
— Не смешно.
— Смешно тут другое, — согласился Логан. — То, что ты думаешь, будто мое слово обладает каким-то весом.
— А разве не так?
— Как только я закончу чинить их навигационный блок, они и вовсе перестанут меня замечать. К тому же, адмирал от меня не в восторге.
— Значит, ты с ним не поговоришь?
— Боюсь, что мои рекомендации сослужат тебе плохую службу, — сказал Логан. — Но я могу поговорить о тебе с Кертисом, который решает такие вопросы с нашей стороны. Такой вариант тебе подходит?
— Вполне.
— Сделаю, — пообещал Логан.
— Спасибо.
— А ты уверена, что тебе это надо?
— Да.
— Тяга к приключениям, — вздохнул Логан. — Молодость, все дела. Понимаю.
— Ты же сам говорил, что возможно, это наш последний полет. Может быть, это и не последний полет для человечества, но уж для нашего поколения точно.
— Не без этого, — согласился Логан.
— Я с детства мечтала о космосе, — сказала Кристина. — Пилотом на тягач меня не взяли, определили в наземные службы. Я уже смирилась с тем, что никогда не увижу звезд и проведу остаток жизни на планете, а теперь мне представился шанс, и я не хочу его упускать.
— Остаток жизни, — фыркнул Логан. — Тебе всего-то двадцать шесть.
— Мне уже двадцать шесть, — поправила его Кристина. — Где ты был в моем возрасте? Только я тебя умоляю, не надо рассказывать мне сказки про Бету Лебедя, где ты получал свои импланты. Уже весь корабль знает, что ты с Земли.
Чего и следовало ожидать, подумал Логан. Цифровую подпись под файлами может увидеть любой желающий, и я не сомневаюсь, что желающих было много. В сети информации не утаить.
— В мои двадцать шесть я был на войне, — сказал Логан. — Это было очень невесело, и я бы сказал, что я с удовольствием поменял бы мои двадцать шесть на твои двадцать шесть, но на самом деле я тебе такого не пожелаю.
— Это потому что в душе ты добряк и только строишь из себя буку, — заявила Кристина. Логан от этого заявления чуть себе правый ус не отрезал. — Ты расстроен, что твоя легенда полетела к черту?
— Нет, в последние годы это все равно был секрет полишинеля, — сказал Логан.
— Секрет кого?
— Это секрет, который на самом деле почти ни для кого не секрет, — объяснил Логан. — Не обращай внимания, сие есть издержки полученного на Земле образования. Я помню слишком много всякой ненужной ерунды.
— Если тебя этому учили, значит, не такая уж это и ерунда.
— Это в колониях учат только необходимым вещам, которые обязательно пригодятся на практике, — сказал Логан. — Потому что колонисты приучены выживать в условиях перманентного кризиса. Когда на планете не хватает рабочих рук, никто не хочет терять полтора десятка лет на образование, большая часть которого пригодится тебе только для решения кроссвордов. А я учился еще в мирное время на столичной планете Федерации, так что у меня в голове куча бесполезной информации, которую в реальной жизни мне абсолютно некуда применить.
Логан немного кривил душой.
Его и ему подобных учили по расширенной программе, которая сильно отличалась от того, что преподавали в обычных школах Федерации. Например, его учили изящным искусствам, музыке и стихосложению. По замыслу учителей это должно было компенсировать уроки рукопашного боя, стрельбы из всех мыслимых видов оружия, занятия по тактике и летную подготовку. Учителя пытались превратить генетически запрограммированных убийц в гармонично развитые личности.
Это была отчасти романтичная концепция: вырастить этаких новых самураев, бесконечно преданных своим командирам в частности и человечеству в целом, сеющих вокруг себя хаос и разрушение, а в свободное время наблюдающих за цветением сакуры и слагающих хокку. Их готовили к войне, проходящей согласно кодексу бушидо, когда профессионально обученные армии сражаются между собой, никак не затрагивая мирное население.