Реквием по Родине

Исламская революция в Иране, шах бежал, американцы в смятении. Студенты-мусульмане (хороши студенты! Я мог бы быть их профессором) захватывают посольство США и берут заложников. Советские войска входят в Афганистан, и наше посольство в Тегеране подвергается разгрому. Мы сидим в осаде, слушаем выстрелы, звон бьющихся стекол и надрывный вой сирены. Ирано-иракская война, налеты иракской авиации, затемнение – полное, серьезное, не такое, как в Дели или Карачи, беспорядочная еженощная канонада зенитной артиллерии и ухающие вдалеке разрывы иракских бомб. Рвутся не только авиационные бомбы. Мы привыкаем к взрывам – идет ожесточенная междоусобная война, и те, кто общими усилиями изгнал шаха, беспощадно – взрывчаткой, автоматными очередями, гранатами – истребляют друг друга. «США – большой шайтан, Советский Союз – малый шайтан. Смерть Америке! Смерть России!»

Работа не прекращается ни на минуту. Нужна информация, нужны источники. Надо быть в городе, в полной темноте ходить по пустынным улицам, встречаться с теми, кто нам нужен.

Днем на улицах бушующие демонстрации, муллы в черных одеждах, смертники в белых саванах, мерные глухие раскаты: «Марг! Марг!» («Смерть! Смерть!»). Дети революции пожирают друг друга. Хомейни ведет войну на всех фронтах: против Ирака и против внутренней оппозиции, против США и СССР, против «продажных арабских режимов» и курдов, против неисламской культуры и не закрытых «хеджабом» женских лиц. Тотальная война, и мы, советские люди, в ее эпицентре. Советские – значит русские, узбеки, азербайджанцы и армяне – наша резидентура многонациональна.

Мы несем потери. Наши иранские помощники гибнут на иракском фронте в болотистой пустыне Хузистана, пропадают два старинных агента, власти выдворяют одного за другим моих заместителей. Москве нужна информация, и она ее получает. Для этого надо двигаться, думать, рисковать. Постоянно двигаться, иначе мы умрем в защитной скорлупе конспирации. Начальник должен быть примером для подчиненных. Тегеранской ночью, надев зеленую «пасдаранскую» куртку и разношенные башмаки на мягкой подошве, я выскакиваю из машины в непроглядную тьму, в узкие переулки, в мир тревожных шорохов, для того чтобы встретиться со своим источником. Ровным и быстрым шагом, вглядываясь в темноту, проверенным заранее маршрутом – вперед, вперед, вперед! Лишь бы не нарваться на исламский патруль, не услышать истошный вопль «Ист!» («Стой!»). Исламские стражи почему-то всегда кричат истошными голосами.

В Иране трудна вербовочная работа. Мне удается тем не менее лично приобрести источник. Резидент имеет право жестко требовать со своих работников. Официальное право подкрепляется моральным: мои люди знают, что их шеф не отсиживается за каменными стенами посольства.

Тяжелая, тревожная, боевая жизнь. Черным пятном вторгается в нее измена Кузичкина, будь проклято его паскудное имя!

Четыре года в исламском революционном Иране, шесть лет выслуги. Интересно, сколько же лет моей жизни отнял Иран?

«…в сердце улеглась былая рана…»

Затем Москва. Вернее, Москва – Кабул. Двадцать с лишним раз я видел с воздуха величественную панораму гор и лежащий между ними невзрачный, серый город. Благоуханный весенний запах предгорья, первозданная азиатская тишина, откуда-то доносится простой и милый звук флейты. И вдруг – взрывы, разноцветные трассы снарядов над головой, оглушительные удары тяжелой артиллерии, открывающей ответный огонь. Нас, людей из Москвы, большое и малое начальство, берегут. Машины бронированные, следом вооруженная автоматами охрана. Реактивному снаряду все это безразлично…

«Иль чума меня подцепит, иль мороз окостенит, иль мне в бок ракету влепит бородатый муджахид?» – подсказывает современный вариант Пушкин.

Бесконечные встречи, беседы, совещания. Задушевные разговоры с Кармалем, затем с Наджибуллой, их сподвижниками, единомышленниками и соперниками. Войска уходят, но дружественная России власть должна выжить.

Наш самолет готовится к взлету, на летное поле падают один за другим душманские эрэсы – реактивные снаряды. За аэродромом горит склад боеприпасов. Черное облако дыма прорезают яркие узкие полоски огня. Фейерверк смерти…

Наджибулла скрывается в миссии ООН. Кармаль находится в маленьком городке Хайратон на границе с Узбекистаном. Министр госбезопасности – скромный, мужественный, честный Якуби – покончил жизнь самоубийством.

«Каждый миг из мира уходит чье-то дыхание. И когда оглянешься, многих уже нет…» – печальное персидское двустишие.

Вот таково самое краткое содержание, скорее даже оглавление маленькой красной книжечки в сафьяновой обложке, именуемой «Удостоверение пенсионера», с подзаголовком «За выслугу 38 лет». У этой книжки есть предисловие, начало, конец и послесловие. Она завершена, и никто не напишет продолжения.

За чертой, за круглой печатью несуществующего Комитета государственной безопасности несуществующего СССР начинается новое существование персонажа красной книжки. С точки зрения 38 лет выслуги оно кажется несколько фантастичным.