Я пытаюсь понять, чего не хватало чеченцам в Советском Союзе? Чем были они притеснены или чего лишены? Видит бог — уровень жизни на моей родной Смоленщине был несравнимо ниже того уровня, что был в Чечне. Так что это, месть за события стопятидесятилетней давности? Но почему дагестанцы, так же храбро воевавшие против войск «Белого царя», сегодня мирно и спокойно живут в России? Кто завещал чеченцам месть? Шамиль? Но во всех своих письмах из плена он призывал соотечественников жить в мире и дружбе с Россией. Раскаивался в бессмысленной борьбе.
Тогда почему здесь сегодня идет война? Ведь казалось бы, де-факто чеченцы получили свободу пять лет назад. Россия ушла из Чечни. И даже был подписан торжественный мир и с помпой объявлено об «окончании стопятидесятилетней войны». Почему тогда в августе этого года тысячные группировки Басаева и Хаттаба вторглись в Россию? Чего им не хватало?
Вопросы без ответов.
…Рынок Урус-Мартана. Чеченки торгуются, спорят, таскают товар. На прилавках сахар, сигареты, конфеты, чай, консервы, макароны. В мешках мука и крупа. Все «завозное», импортное или российское. Чеченцы особняком стоят в стороне. Торговля на рынке не мужское дело. Взгляды недобрые. Почти в каждом инстинктивно представляешь боевика. Конечно, это излишняя мнительность, но среди разглядывающих нас чеченцев наверняка есть те, кто по ночам достает спрятанное оружие и обстреливает нашу комендатуру. Последний такой обстрел был сегодня ночью.
— Знаешь, как переводится «Урус-Мартан»? — дергает меня за рукав молодой нахальный чеченец. — Русская смерть, русская могила.
И он вызывающе заглядывает мне в глаза. Взгляда я не отвожу. И с минуту мы буквально едим друг друга глазами. Потом он отворачивается, презрительно сплевывает и отходит. Сюрреализм! Захваченное село буквально упивается своей безнаказанностью. Попробовал бы кто-нибудь из русских сказать что-то подобное чеченскому боевику. Убили бы на месте. Голову отрезали. Но мы «цивилизованные», и потому мы терпим и молча сносим оскорбления и нахальство. Только в глазах чеченцев это не доблесть. Это трусость и слабодушие. Здесь в почете только сила…
Во дворе у входа в комендатуру топчется пожилой чеченец. Он пришел узнать насчет пенсии. Денег он не получал уже года четыре. Только дочери помогали. Одна живет в Астрахани, другая в Полтаве. Но с началом войны все связи с ними прервались.
— Чеченцы никому не уэрят, — говорит он, составляя русское «в» из привычных чеченскому языку «у» и «э». — Ни боевикам, ни России, ни арабам. Никому. Нас все обманывали и бросали. Теперь каждый за себя. Вы думаете, здесь все за боевиков? Нет. Ваххабистов, — именно так он почему-то называет ваххабитов, — у нас не любили. Эти вообще выродки. У любого могли, что хотели, отобрать и убить. Для них свои только такие же ваххабисты.
Слушаю его жалобы, а перед глазами почему-то встают видеокадры трофейной пленки. Казнь русского солдата в центре Урус-Мартана. Оскаленные, ненавидящие лица толпы. Грязная брань, плевки. Упивающийся безнаказанностью палач. Интересно, этот дед тоже был среди «зрителей»?..
«Рай под тенью сабель!» — такую надпись я увидел в Урус-Мартане на стене бывшего «Исламского университета». Что это, фанатичный девиз молодых ваххабитов или вековая мечта горных тейпов, известных своей непримиримостью и жестокостью? И как вообще сочетается понятие рая и тень сабель? Нет в Коране такого понятия. Не мечтал пророк о таком рае. Это уже из другой религии. Рай под тенью штыков строил Гитлер. В таком «раю» хорошо тем, у кого есть оружие, и настоящий ад для тех, у кого его нет.
Листаю телефонный справочник города Грозного за 91-й год — одни русские фамилии. Только все руководство — исполком, горком, профсоюзы, роно, директора, заведующие — чеченцы. В 91-м Грозный был русским городом. К декабрю 94-го две трети русских бежали из Чечни, почти пятьдесят тысяч русских были уничтожены и пропали без вести. Оставшиеся жили фактически на положении рабов. Такой вот «рай под тенью сабель» устроил здесь Дудаев.
Командир сводного дивизиона стопятидесятимиллиметровых гаубиц «Мета» Владимир Смелянский невысок, подвижен и улыбчив. Его штабной «кунг» стоит буквально в нескольких метрах от позиций батарей дивизиона. С ним его делит начальник штаба майор Нодар Абуладзе — круглолицый, плотный «настоящий» грузин, как его в шутку охарактеризовал Смелянский. Третьим обязательным номером боевого расчета является невысокий худенький солдатик, которого все почему-то зовут «Малыш». У Малыша талант к математике. В считаные секунды он в уме делает сложнейшие вычисления и сам может рассчитывать параметры для стрельбы. Перед Смелянским карга Грозного и большая тетрадь. Тренькает телефон.