Блядская темнота. Она была повсюду. Драко тонул в ней. Он бежал, но не знал куда. Дорога давно перестала мелькать под ногами, и теперь он путался в густой мокрой траве, что доходила ему до колен. Она превратилась в бунтующие волны черно-изумрудного океана. Шаг вперед — и утонешь в этой зеленой шелестящей тоске, плещущейся везде, куда падал взор. Но он бежал, совершенно не зная куда.
Не было ориентира или света маяка, что вывел бы из этого лабиринта без стен. Драко казалось, что миллионы глаз следят за ним из этой темноты, а насмешливый шепот звучит чуть слышно, переплетаясь с гулом дождя. Мир плевал ему в лицо, ехидно улыбаясь и наблюдая за тем, как он впустую мечется в поисках смысла своего существования. В поисках той, из-за которой он был жив.
Малфой совершенно не ощущал своего тела — его сознание будто вышибли безумно сильным ударом из физической оболочки, и теперь он призраком летал рядом, наблюдая за самим же собой. И он видел человека, который слепо верил. Во что? Он не знал. Просто верил, потому что это было единственное, что он мог сделать. Потому что если эта вера будет затушена, как угли тлеющего костра, то в нем не останется совершенно ничего. Абсолютный ноль. Невосполнимая пустота, черная, как мир вокруг без него. Именно поэтому он не допускал мысли о том, что с ней могло что-то случиться.
Это была первая битва, в которой им пришлось разделиться. И Драко поклялся себе, что, если когда найдет ее, более не отпустит ни на шаг от себя. Он найдет. Об этом ни шло и речи.
Но паршивые мысли черными струйками дыма проползали сквозь бреши в его моральной защите, которая кроха за крохой рассыпалась с каждым шагом в пустоту. А что, если пару часов назад он в последний раз держал ее за бешено дрожащие руки и в последний раз смотрел в заплаканные глаза, горящие решительностью? Может, он больше не сможет ощутить прикосновений ее губ, которые с какой-то особенной нежностью касались его.
Малфой всегда любил молчать. Это было его негласное кредо, даже с ней. Не в его привычке болтать без умолку обо всем на свете. И только в тот момент, стоя незнамо где, посередине сраного поля, усыпанного трупами, ему хотелось говорить. Обо всем. Он бы рассказал ей обо всем. О том, что не любит свой день рождения, потому что в этот день родители обычно созывали полный дом гостей, а ему хотелось лишь тишины. О том, что он уже не считал Поттера и Уизли полными идиотами, а даже находил их компанию немного приятной. Рассказал бы о том, что безумно любит клубничное мороженое, которое она так часто покупала.
Он бы рассказал ей обо всем. Лишь бы она слушала. Но ее не было рядом, а его сердце разрывалось на части, с каждой секундой норовя взорваться и уничтожить грудную клетку. Драко всегда загонял мысли о ее потере в самый дальний угол своего сознания, пряча под грудой воспоминаний, и лишь в тот момент, когда он стоял посреди поля совершенно один, а дождь пронзал его насквозь, эти самые мысли ожили в его голове.
А что, если ее больше нет? Малфой по-прежнему не верил в это — он чувствовал, что она жива, она где-то совсем рядом, а он просто не может увидеть ее, но Драко следовал за невидимым лучом света, который был его путеводной ниточкой к ней, за которую он цеплялся, как тонущий за тонкую хрупкую соломинку. Это было чем-то выше его понимания. Чем-то, что всегда было в нем и пробудилось лишь с ее появлением в жизни. Маленький огонек, что все больше разгорался с каждым днем, проведенным с ней.
Драко нервно прокрутил тонкое серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки, а потом сжал зубы. Это кольцо там и останется, почему-то он был в этом полностью уверен. Ветер безжалостно трепал волосы, а Малфою казалось, что он повсюду слышит плач. Пробежав еще немного вперед, он заметил, что звук стал громче, и теперь его нельзя было спутать с завыванием ветра. Где-то там, в темноте, плакала девушка. И внезапно его едва ли не снесло волной осознания.
Это была она. Ее голос он бы узнал из тысячи. Он нашел ее.
— Гермиона! — он знал, что завтра, скорее всего, проснется без голоса, но ему было настолько плевать, что он кричал что есть мочи. Рыдания на секунду смолкли, а затем он услышал ее дрожащий голос. Такой тихий, едва различимый, что он почти поверил, что это мороки, воспроизводимые его сознанием. Она звала его. Драко свернул правее, переходя на шаг, и, преодолев еще пару метров, увидел маленькую сгорбленную фигуру, сидящую на коленях и почти что скрытую травой. Мерлин, если бы она молчала, он бы ни за что ее не нашел.
Находясь совсем близко, он ощущал полную уверенность в том, что это она, хотя в этой дрожащей и рыдающей девушке, покрытой грязью и кровью, с трудом узнавалась Гермиона. Но это была она.